История русского языка в рассказах - страница 47

В начале XVIII века из западноевропейских языков пришло к нам более 3500 слов, но едва лишь половина сохранилась в нашем лексиконе, многие из них как редкие и специальные слова, но гармонь, кастрюля, лимонад, класс, касса, линия, магазин, гол, квиты и прочие теперь знают все. Это слова русского языка.

Каким образом происходило заимствование чужого слова? Для того, чтобы оно стало своим, его звучание нужно было приспособить к произношению слов родного языка. У древних славян не было звука ф, им казалось, что в греческом слове faros — ‘полотно’ произносится звук п — так они и стали говорить: парус. Иноземное слово стало своим. 

Можно было изменить ударение, если слово неловко произносить с чужим ударением. Заимствовали у скандинавов-варягов слово тиу́нъ — ‘подручный князя’, а ударение показалось грубым, изменили к сделала ти́унъ и стали так говорить, потому что в чужих словах мы предпочитаем ударение на первом слоге: гетма́н, деспо́т, евну́х, жемчу́г, ротми́стр и многие другие давно уже стали: ге́тман, де́спот, е́внух, же́мчуг, ро́тмистр, а сило́с, кварта́л, парте́р и прочие еще только пытаются измениться в си́лос, ква́ртал, па́ртер. Мы же возражаем против такого ударения, поправляем, хотя это, может быть, и бесполезно. Нельзя остановить живого потока языка, особенно если за этим явлением тысячелетняя традиция.

В некоторых же случаях и форму слова нужно было изменить. Так случилось со многими словами, иногда долго колебались: что предпочесть: зал, зала, зало? Остановились на форме зал: все односложные имена с конкретным значением корня обычно мужского рода, пусть и будет среди них. Светлый зал.

Если слово получит русский суффикс, оно также станет похожим на русское. Что такое ágouros? Греческое слово. А огурец? Русское. Так же как огірок украинское. Все равно какой суффикс уменьшительного значения мы прибавим к греческому корню, -ок или -ец, важно, что слово получило знакомую и привычную форму и стало вполне пригодным для нашей речи. Свои и чужие слова иногда так похожи по звучанию, что их трудно различить. Слушаешь греческого огородника, как он говорит: агурос, и кажется, будто огурец.

Изменив свою форму, приспособив ее к русскому языку, варваризм, чужое непонятное слово, становится заимствованием. Потом мы настолько к нему привыкаем, так часто используем, что и помыслить не можем, что когда-то было оно чужим, это слово. И живет оно в нашем языке, как природное наше слово, изменяется так же и стареет. Со временем может стать архаизмом и кануть в Лету. Многие же слова так никогда и не стали вполне русскими, сразу перешли в разряд архаизмов. Появились у нас в петровские времена вокабула и виктория, а теперь мы встречаем их разве что в историческом романе. Лучше вместо них сказать по-русски: слово, победа.

Да и вообще в родной речи всегда лучше сказать по-русски, чем использовать чужие слова. За чужим словом — чужие мысли и чувства, а русское слово и понятнее, и чувство передает свое. Да, я не оговорился: язык отражает не только смысл мысли, но и чувство, а это важно в момент общения.

Говорят все чаще: привет! пока! А то и добавят совсем непонятно: адью! гуд бай! чао! Каков смысл этих слов-пришельцев? В устах русского человека это знаки прощанья, формулы вежливости — и только. И русские по виду слова привет и пока — всего лишь переводы иноязычных слов. Русское слово встречи-прощанья не столь легковесно. Вздымалось оно из глубин народного духа веками, пока к XVII столетию не отлилось в уважительные и крупные здравствуй — прощай. При встрече — пожелание здоровья: будь здоров ты! При расставании — просьба простить, если чем-то обидел. А сколько за этим скрыто, как много осталось между словами! Приязнь, уважение — жизнь. И ясно, что за человек с тобой говорит...

Вот почему так не просто заменить русское слово.

Но самое главное средство увеличения числа слов в языке — это, конечно, словообразование. Новые слова создаются от уже известных с помощью разных приставок и суффиксов, и чем ближе к нашему времени, тем шире и охотнее пользуемся мы этим способом создания слов.