История Русской армии. Часть 3. 1881–1915 гг. - страница 13

, брат которого великий князь Александр Михайлович[18] – вопреки всеобщему противодействию – создал русский воздушный флот. Великий князь Николай Николаевич-Младший[19] переродил конницу, а главный начальник военно-учебных заведений – великий князь Константин Константинович[20] – оставил по себе светлую память в десятках тысяч юных сердец. В общем же великокняжеская среда не выдвинула ни одного государственного ума, дав нескольких видных специалистов по отдельным отраслям военного дела и еще большее количество дилетантов, обладателей синекур.

Высшие сановники и та среда, из которой они стали вербоваться в последнюю четверть XIX века, были невысокого морального уровня, особенно проведенные Победоносцевым. В высшем петербургском свете ставленников Победоносцева, и особенно Витте[21], называли не иначе как на французском диалекте: Ьез ргоЬпуозуз. В лучшем случае это были честные рутинеры, люди 20-го числа, в худшем – были преисполнены самого беззастенчивого карьеризма. Этот последний тип, начиная с 900-х годов, сделался преобладающим.

Современники упрекали Императора Николая II в безволии, двоедушии и недоверчивости. Его горячую и жертвенную любовь к России, на алтарь которой он не поколебался принести себя, свою жену и своих детей, не смеет оспаривать никто. Та твердость духа, что выказал Царь-Мученик в Екатеринбурге, отказавшись признать брестский договор (знал, что подпись под этим актом спасет жизнь ему и семье), опровергает легенду о безволии. Столь же неоснователен и упрек в двоедушии. Он исходил от тех сановников, что оставляли Государя вполне разделяющего их точку зрения, а по приходе домой находили на столе высочайший указ об отставке. Причиной здесь являлась застенчивость Государя (унаследованная от отца) и необыкновенная его деликатность. Он не был в состоянии резко оборвать докладчика, терпеливо выжидал конца его доклада, вежливо благодарил и, оставшись наедине, принимал свое решение, иногда резко расходившееся с тем, которое ему желали навязать. Наконец последний упрек в недоверчивости столь же мало обоснован. Недоверчивость – вообще ценное качество в правителе, и кто посмеет упрекнуть в ней монарха, записавшего в свой дневник в тяжелый для России день: Кругом измена, трусость, обман… Можно лишь пожалеть, что недоверчивости этой не хватило в роковой мартовский день, когда Царь внял предательскому коленопреклоненному совету и принял гибельное решение отречься. Слабой стороной начинавшегося царствования была неопытность Государя, явившаяся причиной ряда промахов, тяжело отразившихся на внешней и внутренней политике.

Вначале все оставалось, как при предыдущем царствовании, начиная с министров и кончая покроем мундиров. Государственный механизм казался налаженным на многие столетия – везде еще чувствовалась могучая рука Александра III. Международное положение России было блестящим, и московские коронационные торжества 1896 года, когда вся Европа стояла в свите молодой императорской четы, явились апофеозом российской великодержавности. Победоносце остался, и молодой Император с уважением относился к крупнейшему деятелю царствования своего отца. Но что мог посоветовать Государю этот ледяной скептик, пусть и большой государственный ум?

Министерством иностранных дел заправляли заурядные дипломаты: князь Лобанов[22], Муравьев[23], Ламздорф[24], люди, из которых при хорошем министре иностранных дел могли бы выйти сносные посланники и резиденты на второстепенных постах, требующих большой представительности и не столь большой проницательности. Самые большие промахи были совершены именно в этой области, где Александр III не имел себе равного, но где сын его был лишен возможности ориентироваться.

Другим слабым местом были внутренние дела. 90-е и 900-е годы характеризовались ростом промышленности. Последствием этого роста промышленности явился рост фабрично-заводского пролетариата, а последствием усиления пролетариата было нарастание революционных идей. Глухое, скрытое недовольство крестьянских масс, открытое брожение рабочих, быстрое, поистине исступленное левение общества, из оппозиционного превращавшегося в революционное, создавали угрожающую обстановку. Неудачные мероприятия правительства, совершенно недооценивавшего серьезность положения и насущную необходимость социальных мероприятий, лишь подливали масло в огонь. Работа эмигрантских революционных центров облегчалась правительствами и общественным мнением ненавидевших Россию стран Старого и Нового Света.