История сыска в России. Книга 2 - страница 20
1) уплатить долг Рачковского из 3 тысяч франков безвозвратно;
2) выдать Л. (несомненно Ландезену) 900 франков на устройство квартиры;
3) отпускать с 1 ноября на агентурные расходы ежемесячно по 3 тысячи вместо 2 тысяч франков;
4) выдать единовременно на экстраординарные расходы 3 тысячи франков”.
В этом письме Дурново очень озабочен сохранением в целости Л. (Ландезена) в связи с вопросом об ассигновании последнему 250 франков ежемесячно на ссуды товарищам. Дурново пишет Рачковскому: “Не могут ли безвозвратные траты Л. такой суммы возбудить какие-либо подозрения в эмигрантах и компрометировать его положение, едва восстановленное путем сложных комбинаций с Вашей стороны, и не будет ли осторожнее с Вашей стороны ограничить эти ссуды суммой, не превышающей 100 франков, которые Вы можете ему выдавать из увеличенной ныне агентурной суммы”.
ЛАНДЕЗЕН НАЧИНЯЕТ БОМБЫ
Парижские дела не отнимали всего времени у Рачковского, он усиленно работал и в своих провинциях, и, прежде всего, в Швейцарии.
Здесь внимание его было сосредоточено главным образом на народовольческой типографии в Женеве, которая, по его мнению, составляла до сих пор главную основу революционной деятельности заграничного отдела “Народной воли” и которую поэтому он решил уничтожить. Рачковским был детально разработан план этого разбойного предприятия, и его верные помощники Рурин, Милевский, Бинт и какой-то швейцарский гражданин в ночь с 20-го на 21 ноября 1886 г. привели этот план в исполнение.
Женевская народовольческая типография была разгромлена начисто; налетчиками было истреблено: шесть листов (по тысяче экз. каждый) готовившейся к выходу 5-й книжки “Вестника Народной воли”, “Календарь Народной воли”, третья и четвертая части второй книжки “Вестника”, “Набат” и другие издания “Народной воли” — всего до 6 тысяч экземпляров; кроме того, был рассыпан текущий набор журнала и разбросано по улицам Женевы около 6 пудов шрифта.
Директор Департамента полиции П. Н. Дурново был чрезвычайно горд этой победой над заграничной крамолой, министр внутренних дел граф Толстой тоже был чрезвычайно доволен и счел своим верноподданническим долгом доложить о подвиге Рачковского и его сотрудников царю. 6 декабря 1886 года Рачковскому было сообщено, что ему высочайше пожалован орден св. Анны 3-й степени, а сам он произведен в чин губернского секретаря, а дворянину Владиславу Милевскому пожалован чин коллежского регистратора, кроме того, товарищ министра внутренних дел, признавая деятельность парижской агентуры заслуживающей полного одобрения и поощрения, назначил большие денежные награды всем служащим агентуры, а именно: Рачковскому 5 тысяч франков, сотруднику в Женеве (Турину) 3 тысячи франков, Милевскому 1500 франков, Бинту 1500 франков, сотруднику Л. (несомненно Ландезену) — 500 франков, Барлэ 500 франков и филерам: Риану, которого Рачковский аттестует — “единственный, к сожалению, способный и в высшей степени добросовестный агент французской организации”, 500 франков, Продеусу, Козину и Петрову по 300 франков, Мельцеру 250 франков, Росси, Амали и Лазару по 200 франков.
Народовольческая типография в Женеве скоро возродилась, но Рачковский, не задумаываясь, произвел на нее новый налет и уничтожил дотла и отпечатанные листы, и книги, и все шрифты. В набеге участвовали французский гражданин Бинт, швейцарский гражданин (тот же, что и в первый раз) и наблюдательный агент. За новый подвиг Бинт получил 500 франков и золотую медаль на Станиславской ленте, а швейцарский гражданин всего лишь 600 франков.
Эти выступления Рачковского не убивали в нем все же и политика.
Небезынтересно отметить, например, что еще в 1886 году Рачковский, донося департаменту о скором приезде в Петербург генерального парижского консула Карцева, который должен был, между прочим, ходатайствовать о награждении некоторых членов парижской префектуры с префектом Гроньоном во главе, поддерживает это ходатайство следующим образом: “При успешности названного ходатайства наши политические отношения с местной префектурой, как первенствующим полицейским учреждением в Париже, несомненно, должны стать на вполне прочные основания, укрепивши за мною возможность действовать без всяких внешних стеснений со стороны г. Гроньона и его подчиненных, а также и пользоваться их прямыми (хотя, конечно, негласными) услугами во всех потребных случаях”.