История тайной войны в Средние века. Византия и Западная Европа - страница 11

В разгар беседы юноши выхватили скрамасаксы и нанесли Сигеберту два удара в бок. Король вскрикнул и упал мертвым. На крик вбежали с обнаженными мечами королевский окольничий Гарегизель и гот по имени Сигила; первый был убит, а второй ранен убийцами, оборонявшимися с исступленной яростью. Вскоре подоспели другие воины, и оба нейстрийца, окруженные со всех сторон, пали в неравном бою.

Узнав об этом, австразийцы, осаждавшие Турне, поспешно снялись и двинулись обратно в свои земли. А Хильперик, избежав почти неминуемой смерти, покинул Турне и снова вступил во владение своим королевством.

Брунгильда находилась в Париже и уже считала себя нейстрийской королевой и властительницей судеб своих врагов, когда пришла весть о смерти Сигеберта, низвергнувшая ее с вершины счастья в пропасть неминуемой опасности. Хильперик шел на Париж с намерением захватить семейство и сокровища брата. Мало того, что к нему вернулись нейстрийцы, на его сторону стали переходить даже самые знатные австразийские вельможи. Встречая Хильперика, они клялись ему в верности.

Сраженная несчастием, Брунгильда не знала, на что решиться и кому довериться. Дворец в Париже, на берегу Сены, в котором она жила, сделался для нее и трех ее детей темницей. Она не осмеливалась выехать в Австразию, опасаясь измены, боялась, что ее схватят как беглянку и тем самым положение ее станет еще опаснее. Наконец, придя к убеждению, что бежать со всем семейством и имуществом невозможно, она решила спасти по крайней мере сына. Побег маленького Хильдеберта был подготовлен в величайшей тайне, Брунгильда посвятила в план единственного верного друга — герцога Гондобальда. Ребенка ночью спустили через окно в корзине и тайно вывезли за город. Гондо-бальд привез его в Мец, к великому удивлению и радости австразийцев. Теперь положение дел изменилось: в Меце на собрании австразийских вельмож и воинов пятилетнего Хильдеберта провозгласили королем, и совет, избранный из вельмож и епископов, стал править от его имени.

При этом известии Хильперик поспешил в Париж, дабы по крайней мере захватить Брунгильду и ее сокровища.

Вдова Сигеберта предстала пред своим врагом безо всякой защиты, кроме красоты, слез и женского кокетства. Ей было только двадцать восемь лет, и сколь враждебными ни были намерения Хильперика, женские чары, возможно, произвели бы на него впечатление, если бы не богатство Брунгильды, приковавшее взор короля. А вот старшего его сына Меровига эта привлекательная женщина поразила и растрогала своим несчастным видом, причем его сочуственные и восхищенные взгляды не ускользнули от внимания Брунгильды.

Брунгильда увидела в увлечении Меровига средство к спасению и употребила все силы для разжигания его страсти, которая быстро превратилась в любовь самую слепую и пылкую. Однако Хильперик ничего не замечал, весь погруженный в подсчеты мешков с серебром и золотом, сундуков с драгоценными камнями и тюков с дорогими тканями, захваченных у Брунгильды. Богатство добычи превзошло все его ожидания и подействовало на него умиротворяюще. Король не стал мстить жене брата и удовольствовался тем, что отправил ее в ссылку и даже оставил ей некоторую часть ее сокровищ. Брунгильду отправили под стражей в Руан. Ее отъезд опечалил молодого Меровига, и вскоре во время похода нейстрийского войска против городов Пуатье, Кагор, Лимож и Бордо он покинул армию и направился к возлюбленной.

Ждала ли Брунгильда этого доказательства привязанности или попросту удивилась приезду Меровига, неизвестно, но она так обрадовалась приезду сына Хильперика, что через несколько дней забыла покойного мужа и согласилась выйти замуж за Меровига. Степень родства влюбленных относила этот брак к союзам, запрещенным церковными законами, поэтому они долго не могли найти священника, который взялся бы совершить бракосочетание, противное церковным уставам. Епископ руанской церкви, Протекстат, был крестным отцом Меровига и сохранял к нему истинно отеческую привязанность с самого дня его крещения. Он не смог устоять против убедительных просьб молодого принца и вопреки долгу своего сана согласился благословить брак племянника с вдовой дяди. Впоследствии этот поступок стоил ему жизни.