История войны и владычества русских на Кавказе. Деятельность главнокомандующего войсками на Кавказе П.Д. Цицианова. Принятие новых земель в подданство России. Том 4 - страница 58

стр.

В Гори Бурнашев не нашел продовольствия, обещанного Ираклием, и смог запастись провиантом только на полтора дня. Оставив в Гори обоз и больных, Бурнашев пошел дальше, переправился через Лиахву и вечером 30 октября достиг Сурама, куда в тот же день прибыл и Ираклий со своими войсками, которых царь насчитывал до 1500 человек. В Сураме наши батальоны простояли два дня, чтобы сделать необходимые запасы продовольствия и исправить артиллерию. Омар-хан Аварский все еще находился перед замком Ваханским. Не будучи в силах овладеть им штурмом, он пробовал два раза подорвать его порохом, как сделал это в Ахтале, но неудачно. Тогда он прибег к хитрости и сумел вызвать к себе под предлогом переговоров о мире владельца замка князя Абашидзе, зятя имеретинского царя Соломона. Зная, что при Омар-хане находятся князь Папуна Церетели, родной брат бывшего имеретинского посла в С.-Петербурге, и один из его однофамильцев, князь Абашидзе вышел к Омар-хану, но был схвачен, связан и объявлен пленным. Этот изменнический поступок Омар-хана не ослабил энергии осажденных: не отвечая на требования сдаться, они решили отстаивать крепость и просили помощи. Ираклий хотел тотчас же идти к ним и послал сказать имеретинскому царю Давиду, чтоб он соединился с ним 1 ноября при селении Небозири, чтобы оттуда объединенными силами атаковать неприятеля. Однако в ночь на 1 ноября, к удивлению Ираклия[237], было получено известие, что гарнизон замка сдался лезгинам, и причиной сдачи были не столько повреждения в крепости, сколько мучения и пытки, которым лезгины подвергли князей Абашидзе на глазах гарнизона. Не желая видеть страдания своих князей, ваханцы открыли ворота и поплатились за это самым жестоким образом: все мужчины числом до 700 человек, за исключением князей, были лишены жизни, а строения замка обращены в пепел.

Уничтожение Ваханского замка заставило Ираклия остановиться. Он написал царю Давиду, чтобы тот преследовал лезгин, а сам он с русскими войсками отрежет им путь отступления, если они двинутся на Тишхеты. Лезгины не пошли, однако, этой дорогой, они двинулись к Ахалциху через горы самыми трудными путями и ушли, никем не преследуемые. Русские войска вернулись к Куре и расположились ниже селения Чалы. Сюда прибыл и царь Ираклий с остатками ополчения, а вслед за тем и посланный имеретинского царя с сообщением, будто Омар-хан намерен напасть на Кутаис. При всем желании помочь Давиду Ираклий не мог этого сделать из-за крайне расстроенного состояния своих дел.

«Грузия приходит в крайнее разорение, – доносил Бурнашев[238], – купечество (торговля) вовсе пресеклось в рассуждении опасности по дорогам, хлебопашество помешано по причине сборов на службу поселян и оставленных ими вовсе деревень. Его высочество войск в собрании содержать не может по неимению денег, ибо доходы его почти вовсе уничтожились от собственных же войск, а особливо горских: где они ни стоят или идут походом, по своевольству их оставляют везде следы совершенного опустошения. Грузины вовсе опустились, одни только наши батальоны[239] должны делать фас на все стороны, но и тем продовольствие трудно».

«Если через короткое время не подадите мне помощи, – писал Ираклий П.С. Потемкину[240], – то отечество мое разорится до основания, да и останусь я в посмеянии моих неприятелей. Чрез нынешние обстоятельства многие примут магометанский закон, чтоб избежать от смерти и погибели, некоторые же предадутся лезгинам, а остальные разбегутся по разным местам. Если же я уцелею со своею фамилией от неприятелей, то все-таки останусь один без людей и без призрения».

В столь затруднительных обстоятельствах Ираклий решился отправить письмо Омар-хану. Царь писал, что в течение 33 лет он сохранял дружбу и доброе согласие с его отцом, что нередко оказывал благодеяния не только отцу, но и самому Омар-хану, и просил прекратить вторжение лезгин в Грузию и возвратить захваченных ими пленных. Омар, признавая справедливость слов Ираклия, отвечал ему, что, имея желание оказывать сыновнее послушание, беспрестанно просил признать его сыном, прислать ему подарки, но был обижен тем, что царь считал его не сыном, а дагестанским