Итальянская комедия Возрождения - страница 40

Нича. А как вы это уладите?

Каллимако. Очень просто: я дам вам питье сегодня после ужина; вы дадите его жене и сразу же уложите ее в постель, этак часов в десять. После чего вы, Лигурио, Сиро и я перерядимся, выйдем, будто на прогулку по окрестным улицам, сцапаем первого попавшегося подгулявшего молодчика, завяжем ему глаза и, подгоняя палками, отведем в ваш дом. Затем, в полной темноте, проведем его в спальню и там уложим его в постель к вашей жене, предварительно объяснив, что нужно делать, а уж тут, ручаюсь, никаких затруднений не возникнет. На рассвете выпроводим его из дому, вы прикажете помыть супругу и возляжете с ней в свое удовольствие, не опасаясь никаких последствий.

Нича. Я не против. Тем более, как ты говоришь, король, принцы и другие сиятельные господа — все так поступали, но лишь бы про это кто не пронюхал, к великой радости треклятой «Восьмерки»!

Каллимако. Да кто же может пронюхать?

Нича. Так-то оно так, но все же остается еще одно немаловажное препятствие.

Каллимако. Какое?

Нича. Жена. Не думаю, что будет так легко ее уговорить.

Каллимако. Верно. Но я бы не желал быть мужем жены, которую не мог бы заставить поступать по-моему.

Лигурио. Я знаю, как помочь делу.

Нича. Выкладывай.

Лигурио. Нам поможет ее духовник.

Каллимако. А кто уговорит духовника?

Лигурио. Ты, я, деньги, общая наша испорченность.

Нича. Кроме того, жена вряд ли меня послушается и пойдет к духовнику за советом по такому делу.

Лигурио. И тут есть выход.

Каллимако. Сказывай.

Лигурио. Пусть ее уговорит мать.

Нича. Ей она верит.

Лигурио. Мать наверняка будет с нами заодно. Пошли, надо спешить, уже смеркается. Ты, Каллимако, ступай проветрись и помни, что в восемь часов мы зайдем к тебе. Зелье должно быть уже готово. Мы же с Ничей пойдем уговаривать мать. Ее я беру на себя. Потом сходим в монастырь к духовнику и обо всем известим вас.

Каллимако. Ах, не оставляйте меня одного!

Лигурио. По-моему, ты просто ошалел от радости.

Каллимако. Что же мне делать все это время?

Лигурио. Делай что хочешь. Флоренция велика, поброди по улицам.

Каллимако. Да я еле на ногах стою.

Сострата. Я и раньше слыхивала, что разумный человек всегда выбирает из двух зол меньшее. Раз заполучить ребенка иным путем нельзя, то, стало быть, и этот сгодится. Конечно, не в ущерб своей совести.

Нича. Святые слова.

Лигурио. Вы поговорите с дочкой, а мы с мессером сходим к брату Тимотео, ее исповеднику, и все ему объясним, избавив вас от лишних хлопот и разговоров. Вот увидите, что он вам скажет.

Сострата. Договорились. Вы туда, а я к Лукреции, и, уж будьте уверены, я заставлю ее поговорить с монахом.

Нича. Быть может, Лигурио, тебе покажется удивительным, к чему прилагать столько усилий, чтобы уломать собственную жену, но кабы ты знал все как есть, то, поди, нисколько не удивился бы.

Лигурио. Думаю, оттого это происходит, что все женщины ужасно подозрительны.

Нича. Нет, не в этом суть. Лукреция всегда была на редкость кроткой и сговорчивой. Но вот однажды одна наша соседка сболтнула, что если Лукреция даст обет выстоять сорок заутрень у Сервитов,^>{14} то забрюхатеет непременно. Лукреция дала обет и половину отстояла. Всего половину, потому как на двадцатый раз один из этих распутных монахов начал ее обхаживать, да так, что она больше не пожелала и ногой ступить в тамошнюю обитель. Скверно, что призванные служить примером поступают так подло. Верно я говорю?

Лигурио. Еще бы, дьявол их раздери, еще бы не верно!

Нича. Так вот, с той поры Лукреция вечно настороже. Что ей ни скажи — сразу подозревает недоброе.

Лигурио. Тогда все понятно! Ну а как обошлось с обетом? Так вот и пошло все псу под хвост?

Нича. Пришлось просить разрешения.

Лигурио. И то дело. Кстати, если есть при себе, дайте двадцать пять дукатов. В подобных случаях приходится идти на издержки, надо же умягчить монаха да еще пообещать ему куш пощедрее.