Итальянская новелла. XXI век. Начало - страница 27
Она очень симпатичная. Тебе нравится?
Да.
Ну, и что бы ты хотел с ней сделать?
Его вопрос сбивает меня с толку, за все это время я так и не нашел правильного ответа. Я мог бы воспользоваться тем, что видел, работая с Педро: его животные фантазии — такие простые и ясные, их нетрудно сымитировать, достаточно подойти к девочке, осторожно снять с нее халатик, расстегнуть штаны — и вперед, шаг за шагом. Но мне хотелось совершенно другого, думаю, старик тоже прекрасно это понимал.
Укусить, говорю я наконец полушепотом, задержав взгляд на чучелах двух кроликов со странной табличкой в форме сердца, на которой написано: Синьор и синьора Б.
Прости, что?
Я хочу укусить ее. Укусить ее, и услышать, как бьется ее сердце.
Начальник морщит лоб. Я не понимаю смысла этой гримасы: может, он разочарован, или ему просто любопытно, кто знает.
Ну, тогда давай, говорит он, глядя на часы в виде маленькой пластмассовой ветряной мельницы, которые тикают на тумбочке супругов Б. У тебя как минимум десять минут.
Интересно, почувствую ли я вкус, или запах? Может, если впиться зубами в эту землистую кожу, мои десны ощутят какую-то вибрацию, мне ведь хочется именно этого — познать трепет неутолимого голода? Я медленно наклоняюсь к голове, теперь она всего в нескольких сантиметрах от моего носа, я вижу темные круги вокруг запавших глаз, неестественно распухшие веки, тело ничем не пахнет, будто покрытое слоем гладкого стекла. Скоро оно будет пахнуть ментолом: на заключительном этапе нашей работы мы всегда обмываем труп, протираем всю его поверхность влажной губкой с мылом, но сейчас не время, это мы сделаем позже. Я опускаюсь на колени, опираюсь локтями на край матраса (если бы кто-то в этот момент вошел в комнату, он подумал бы, что я молюсь), еще раз оглядываюсь на Никанора, он внимательно смотрит на меня, пытаясь понять то, что я сам не могу объяснить.
Кто я, что я здесь делаю? И кто ты, кем была ты, мертвая хозяйка супругов Б? Ты когда-нибудь думала о той минуте, когда твой взгляд уже не будет отражаться в их глазах? Тебе страшно? Ты слышишь мой голос? Может, тебя мучает тот же сон, что и меня?
Я закрываю глаза, сжимаю зубы, и, погрузившись во тьму опущенных век, вдруг замечаю, как тяжелеет и учащается мое дыхание, превращаясь в мучительные всхлипы, которые приходится с силой выталкивать из легких.
Я медленно открываю рот, чувствуя, как слюна становится липким налетом, покрывающим язык, как пересыхают стенки горла. Я обхватываю губами ледяной палец девочки и прижимаюсь щекой к ее твердой груди. Я думаю о синьоре Б, о немом крике, который, может быть, бьется в ее мохнатом тельце и умоляет меня остановиться, встать и уйти прочь.
Ну же, кусай, вкрадчиво подгоняет меня старик чужим, незнакомым голосом.
Он подошел ко мне и теперь стоит рядом, я не вижу его, но чувствую его горячее и шумное дыхание, оно касается моей шеи, словно призрачный клинок.
Давай, настаивает он, и на долю секунды мне кажется, что если я не укушу, он сам примется кусать меня, завершая работу, начатую во сне, он растерзает меня прямо здесь, на этой кровати, скоро я увижу свою живую кровь на коже мертвой девочки.
Я одним движением стискиваю зубы, изогнутый ноготь задевает нёбо, он слишком короткий, чтобы поцарапать, он не может сопротивляться, не может вообще ничего сделать. Синьоры Б кричат, плачут, если бы они могли сойти со своей дурацкой подставки, то убили бы меня, вонзили бы свои резцы в мое горло, но они беспомощны, безобидны, совсем как я со своими клыками, которые, несмотря на все усилия, не могут причинить боль. Я снова сжимаю челюсти, еще сильнее, и прижимаюсь ухом к груди девушки, придавливаю ее своей тяжестью, пытаясь расслышать крик — где же ты, где ты, черт возьми?! — чуть слышное биение, которое легко перепутать с дыханием Никанора, он нависает надо мной, я не вижу его, но чувствую, что он повторяет мои движения, мы вместе впиваемся в плоть, высасывая последние остатки радости из этого покинутого тела, мы ищем что-то, чего больше нет, чего, возможно, никогда не было — таинственный, призрачный шепот жизни.