Иванов и Рабинович, или Ай гоу ту Хайфа - страница 9

Тут даже Василий не смог представить себе, что они сделают с этим Ароном на эти миллионы, и поэтому закончил просто, доходчиво и строго:

– Наливай, Арон. Но с завтрашнего дня!..

У закрытой шиноремонтной мастерской стояли несколько легковых автомобилей, а их владельцы молча и горестно читали объявление на дверях: «Мастерская закрыта по техническим причинам».

…Вася Рабинович и Арон Иванов медленно ехали на своем «Москвиче» вдоль нескончаемого металлического ограждения, за которым видны были десятки яхт и шверботов…

– Ты знаешь, я никогда не видел настоящего моря, негромко сказал Арон.

– Я тоже, признался Вася.

– Помню, Ривка была маленькая и я повез ее кататься по Неве на речном трамвайчике. Так она, малявка, ничего! А я блевал всю дорогу…

– Клавка, сучка, уже в четвертом классе имела второй разряд по плаванью, а я до сих пор воды боюсь до истерики…

– Вася обреченно махнул рукой и выругался: – Да, где же у них проходная, мать их за ногу?!

И тут за углом обнаружилась проходная. Арон затормозил.

У проходной, на ступеньках сидел тощий небритый мужик лет шестидесяти пяти и ловко вязал на спицах. Он вслух считал петли, изредка сверяя с журналом «Работница», лежавшем на табурете.

На голове у него была старая капитанская фуражка, из-под ватника проглядывал «тельник», латаные-перелатанные джинсы – заправлены в подшитые валенки. На носу – роскошные сверхмодные золотые очки.

– Тридцать пять, тридцать шесть, тридцать семь… – старик довязал ряд и поднял глаза на Васю и Арона: – Здорово, ребятки. Чем порадуете?

– Хотели тут разузнать кой-чего… – промямлил Арон.

– Яхточку прикупить, что ли?

– Что-то вроде этого, – удивился Василий.

– Кооператив? Совместное предприятие?

– Почему именно «кооператив»? – не понял Арон.

– А у кого теперь такие деньги могут быть? Яхточки-то ведь кусаются, усмехнулся старик.

– Нет, – сказал Вася. Мы сами по себе…

– Значит отъезжанты, уверенно сказал старик. Так сказать представители новой и самой мощной волны эмиграции!

Арон и Вася тревожно переглянулись. Старик рассмеялся.

– Нам бы с кем-нибудь из начальства поговорить. Можно пройти? – спросил Вася.

– Конечно, можно! – воскликнул старик и начал вязать следующий ряд. Ничего у нас тут секретного нет! Правда, и начальства нет. Как они говорят, все «уехамши» в спорткомитет. Может, я смогу чем-нибудь вам помочь?

Арон раздраженно отвернулся. Вася вежливо спросил:

– А вы, извиняюсь, кто будете?

– А я, извиняюсь, буду самым главным человеком в Российской империи, ребятки! Я – сторож. И пока Россия – родина заборов, запретов и запрещений, не упразднит всю свою чудовищную систему контрольно-пропускных пунктов, проходных с пенсионерами ВОХРа и не устранит прописку по месту жительства, я – сторож, есть и буду самой всесильной фигурой «от Москвы до самых до окраин, с Южных гор до Северных морей…» Вот так-то, ребятки!

– А президент уже не в счет? – ехидно спросил Арон.

– Конечно! – убежденно заявил сторож. Президент в нашей стране – это же седло на корове! Искусственное образование, порожденное отчаянной тоской по хозяину с плеткой. А мы, сторожа, – явление естественное, органическое, уходящее в глубь истории государства Российского! Мы и родом древнее, и решения принимаем куда более самостоятельные, чем ваш президент!..

– Арон! Нам, кажется, жутко повезло… – и Вася первым протянул сторожу руку: – Рабинович Василий. А это мой друг Арон Иванов.

– Муравич Марксен Иванович, – представился сторож.

Спустя день они втроем стояли на территории заброшенной военно-спортивной базы, где все было в таком запустении, словно сюда уже сто лет не ступала нога человека.

Перед глазами обескураженных Арона и Васи из земли наполовину торчало какое-то огромное полусгнившее деревянное судно, сквозь которое прорастали пыльные травы, и чахлый кустарник.

– Яхта когда-то была превосходной! – говорил Марксен Иванович. Название – «Опричник», длина – семнадцать метров, ширина – три и одна десятая, осадка – метр девяносто, водоизмещение – двенадцать тонн. Построена в тридцать седьмом году. Я на ней еще до войны юнгой плавал. После демобилизации, в пятьдесят шестом – капитаном, в Бремерхаффене, в Глазго… Она весь мир обошла. Помню, в Амстердаме…