Из блокнота индолога - страница 25
— Да, кооперация — дело стоящее, — сказал он. — Только с чего ее у нас начинать?
Однако на эту тему нам удалось поговорить в другой раз — в тот день мне надо было торопиться к цели своей поездки, на митинг.
На улице, которая вела к деревенской площади, где должен был состояться митинг в защиту сражающегося Вьетнама, шумела вечнозеленая листва и шелестели гирлянды красных флажков. Сюда, на эту улицу, пришли и мы — Муругесан, Муругаян и я. Мои друзья нет-нет да и поглядывали на небо — не помешает ли митингу дождь. У Муругесана — совершенно седая голова. Скоро он будет отмечать свое семидесятилетие. Муругаян — моложе его по возрасту вдвое, а по партийному стажу — втрое. Они, можно сказать, тезки — и того, и другого родители назвали в честь воинственного бога Муругана, которого народная фантазия наградила шестью головами. Но мои друзья — не боги, а обыкновенные люди.
— Товарищ Муругесан, скажите, пожалуйста, как началась ваша партийная жизнь?
— С урока интернационализма, с участия в демонстрации в защиту Сакко и Ванцетти. В городе, где я жил в те годы, профсоюз железнодорожников работал активно, и на демонстрацию вышло несколько тысяч человек. Где-то далеко в США совершалось преступление против двух честных тружеников, и мы присоединили свои голоса в защиту этих людей. И еще с забастовки железнодорожников, охватившей тогда весь юг Индии. И с празднования 1 Мая. Пролетарская солидарность и самоотверженная борьба всех честных людей за интересы народа — вот что привело меня в партию. За участие в забастовке я попал в тюрьму. Старшие товарищи знакомили нас с великими идеями К. Маркса и В. И. Ленина, с тем, что принесла с собой Великая Октябрьская социалистическая революция в России, с ее международным значением. Мы переписывали от руки «Коммунистический манифест», знакомились — часто по рассказам — с трудами основоположников марксизма. И все же это было настоящим университетом жизни и борьбы. А потом меня освободили. И снова началась повседневная партийная работа. А затем снова тюрьма. Всего в тюрьмах я провел четырнадцать лет. Одним из самых памятных моментов моей партийной жизни стал тот февральский день 1946 г., когда жители Мадраса выступили в поддержку восставших моряков тогдашнего англо-индийского военно-морского флота. В городе шла забастовка, проходили демонстрации и митинги, был остановлен городской транспорт. В течение двадцати четырех часов народ оставался хозяином города. В демонстрациях приняли участие в знак солидарности и некоторые офицеры-англичане.
— А сейчас, — Муругесан показал на плескавшиеся на ветру красные флажки, — наступили иные времена. Идет уже двадцать первый год независимости Республики Индии, да и красный флаг не редкость. Вон сегодня в Мадрасе бастует сорок пять предприятий и повсюду красные флаги. И не только в городе.
— Муругаян, дорогой, — обратился он к молодому крестьянину, — скажи, сколько человек приняло участие в демонстрациях за осуществление земельных реформ?
— Более ста тысяч человек, — коротко ответил молодой коммунист.
— Это точно? — переспросил Муругесан.
— Не совсем. Я назвал число меньше, чем в действительности. Вам стоило бы посмотреть.
Я сказал Муругаяну, что наблюдал проведение такой кампании в прошлом году.
Мимо нас шли люди, направлявшиеся на митинг.
— Сегодня — людской поток, словно река, а в прошлом году он был похож всего лишь на ручей! — сказал Муругаян, провожая глазами толпу.
Муругаян — крестьянин новой формации. Он мыслит не только в пределах категорий своего союза панчаятов, где председательствует второй срок, но- и масштабами страны. Он недоволен, что крестьянин до сих пор лишен возможности получить кредит, хотя кое в чем почувствовал к себе больше внимания: и удобрения теперь можно получить вовремя, и кое-что делается в отношении ирригации. Муругаян сетует на то, что нет специальной газеты для крестьян. Муругесан засмеялся:
— Видите, какие у нас теперь коммунисты. Мы радовались, когда удавалось листовку выпустить, а ему газета нужна.
И добавил уже серьезно:
— Конечно, крестьяне нуждаются в газете, выражающей их интересы.