Из двух миров - страница 2
Валюха бубнит что-то дальше про "часик поспать", "завтракать без меня будешь" и "только попробуй в школу опоздать". Про сон и про то, что рвану с утра к настоящей земной бабуле на другой конец города и первые уроки точно прогуляю, старшей сестре знать не обязательно. А то, что училка позвонит ей вместо мамки, так это нам не привыкать, и это после обеда будет. А к вечеру Валюха после работы такая же, как и мама, измотанная придёт, останутся ли силы на злость ещё неизвестно. И вообще, добрая она.
Бабуля пичкала меня блинами и долго рассказывала про давно умершего деда. А я не помню его, и видела-то только на фотографиях. Зачем мне столько знать про деда? Пётр Игнатьевич был знатный специалист - строил гидроэлектростанции, сам покуролесил и бабулю за собой по всей стране потаскал. Перед смертью сильно горевал. Вода уходит, говорил. Что-то мы, люди, не видим или неправильно делаем. Ледники тают, озёра пересыхают, реки мелеют - пресная вода с поверхности планеты вглубь уходит, сотни, а может уже и десятки лет до большой беды...
Вот зачем это мне, четырнадцатилетней троечнице знать? Не понимаю. Но в собственное чутьё приучена верить, особенно в опасения доведённые через нужный сон. Это пока единственное, что в жизни не подводило. В течение двух недель я изучила все дедовы книги, хоть как-то связанные с большой водой, и многие другие, что нашла в городской библиотеке. Отыскала, что возможно, в интернете. Даже с профессором одним уважаемым вступила в переписку под видом любознательной студентки. Зато в школе: по географии - трояк, по химии - трояк, по математике едва-едва от двойки убежала. Сестра в один из вечеров всё-таки взъярилась и вставила мне по первое число за тройки, но ничего, зато потом пирогов вкусных напекла.
***
Сегодня пыль не въедлива, коричневая дымка взвивается из-под ног короткими столбиками и быстро рассеивается, оседая снова. Ветерок ещё не горячий, приятный. Пахнет сладкой гнильцой увядающих по осени цирий.
После прощания с бабулей долго идем молча. Жалко её, но радостное возбуждение от начатого пути неумолимо возвращается ко мне. Сдерживаю, чтобы не расплылись в глупой улыбке губы. И петь хочется, но молчу. Чувствую, у Гая тоже доброе настроение, хотя по выражению его лица этого не поймешь. Хмурый он почти всегда, ну и что, - какой есть. Зато дождался меня. Мог бы ещё три года назад уйти в Градов с Виртой Плешивым, когда им по пятнадцать исполнилось. Не ушёл. А я бы на его месте ушла, и брат, кажется, знает об этом, хотя и не спрашивал никогда.
Порой мне думается, он вообще бы не уходил из деревни, если бы не я. Вроде и сильный, и умный, лучше многих, а в силу градовичей не верит и думает, что жить вольным садовником в нашей деревне лучше, чем в бронированного градовича-черепаху переродиться.
"Наивная ты, Латка, пока не поймёшь. Думаешь, море само в землю ушло - естественное старение планеты, бла-бла-бла, ожидаемая биокатастрофа? Я вот уверен, что градовичи помогли. У бронированных гигантов что-то неладное с мозгами делается, им планета совсем другой нужна: без моря, без цирий, да даже без воздуха. Наши вольные поселения, наше право перерождаться для них, что кость в горле, и только на руку, если и мы передохнем. Знаешь ведь, что горцы перерождаться уже разучились, да и нам до градовых пещер с каждым годом всё труднее добраться. Горцы всё меньше огонь-камня добывают. Может, саботируют, а, может, и вправду он тоже с планеты исчезает. Как без чудодейственного огня перерождаться? Явно градовичи темнят, что-то от нас скрывают, защитнички планеты, мать их..."
"Ну-ну, братик", - думаю, - "пока до Градова не доберёмся и своими глазами не увидим, не поймём, что да как. И не знаю как ты, а меня деревня не зря выбрала", - вспомнила, как дрожью проняло всю, когда селяне практически дружно проголосовали. Теперь я переродиться просто обязана.
- Привал, - объявляет Гай.
- Я не устала совсем, - пытаюсь возразить.
- Пять часов идем. Скоро полдень, и неизвестно, будет ли впереди ещё подходящая тень, сады заканчиваются.