Из хорошей семьи - страница 22
Яна вздохнула, а Крутецкий осторожно взял ее за подбородок и заглянул в глаза:
– Понимаю, понимаю. Несчастная любовь, не так ли? Отчаяние и разочарование? Можете не отвечать, я по глазам вижу, что угадал. Но, Анечка, дорогая моя, как в песне поется? Одна снежинка еще не снег.
– Одна дождинка еще не дождь, – вздохнула Яна многозначительно, хотя никакого особенного отчаяния и тем более разочарования в ее жизни до сих пор не случалось, к счастью или к сожалению, никто ей сердца не разбил, она спокойно ждала своего единственного. Бешеным успехом у молодых людей не пользовалась, но всегда нравилась кому-то, кто категорически не нравился ей, а сама бывала чуть-чуть влюблена и немножко очарована кем-то, кто совершенно ее не замечал, но верила, что когда-нибудь все совпадет. Только говорить Крутецкому, что он ошибся, Яна постеснялась.
Максим Степанович заглянул в шкаф:
– Не хотите бокал вина, Анечка?
– Нет, спасибо.
– Зря отказываетесь. Я ведь предлагаю не просто выпить, а продегустировать бутылочку настоящей «Алазанской долины», которую мне прислали из Грузии. Попробуйте, просто чтобы почувствовать его изумительный вкус, ибо здесь вы не купите этого вина ни за какие деньги.
– И все-таки неудобно…
Крутецкий засмеялся:
– Ах, Анечка, неудобно на потолке спать. Чисто из исследовательских соображений, с научной целью… Буквально капельку, и потом, что может быть неудобного в исполнении приказа? Субординация, Анечка, это вообще самая удобная вещь на свете. – Максим Степанович взял темную бутылку без этикетки, ловко вкрутил в пробку штопор и вытащил его непринужденно, будто совершенно не прилагая усилий. Раздался легкий хлопок, а Яна вспомнила, как они с мамой и двоюродной сестрой пытались открыть бутылку сухого вина, чтобы отметить мамин день рождения, и так ничего у них и не вышло. Проклятая пробка сидела, как приваренная.
Тем временем Максим Степанович достал из того же шкафа два высоких узких бокала и примерно на треть наполнил их жидкостью, до отвращения похожей на трупную кровь.
– И я только пригублю, ибо за рулем. Ну, давайте, за ваши профессиональные успехи и личное счастье.
Чокнулись, бокалы звякнули неприятно громко. От вина пахло спиртом, и пить его очень не хотелось. Яна сделала вид, что глотнула и хотела отставить бокал, но Крутецкий мягко придержал ее руку:
– До дна, Анечка, до дна. Иначе я решу, что вы мне не доверяете, и обижусь.
Выпив залпом, как лекарство, она хотела встать и помыть бокалы, но Максим Степанович удержал ее на диванчике и сам сел рядом, так близко, что почти обнимал ее. Яна снова дернулась, но рука его крепко держала ее за плечи.
– Следующий бокал выпьем на брудершафт, а пока дайте-ка сюда пустую тару…
– Простите, – пискнула Яна, – я, наверное, пойду.
– Конечно, дорогая моя, конечно.
Продолжая обнимать ее одной рукой, другой Крутецкий взял у Яны пустой бокал и поставил на письменный стол:
– Нет, Анечка, пожалуй, на брудершафт мы с вами выпьем чуть позже, а второй тост я произнесу за то, что вы всегда найдете во мне надежного друга и наставника. Впрочем, надеюсь, что вы это и так уже знаете, верно?
– Да, да. – Яна попыталась встать, но Крутецкий надавил ей на плечи.
– А какой милый предлог вы придумали, чтобы зайти ко мне, – ухмыльнулся он, – просто прелесть.
Рука его скользнула между Яниных коленей. То ли вино так подействовало, то ли дикость ситуации, но Яна, с одной стороны, понимала, что происходит, а с другой – не могла поверить, что это происходит по-настоящему и с ней, а не с кем-то другим. В последней надежде, что ошибается, она молча схватила руку Крутецкого обеими своими руками и отодвинула от своих бедер. Тогда, усмехнувшись, Максим Степанович положил руку ей на грудь.
Яна изо всех сил толкнула его и вскочила.
– Как вы смеете! Прекратите! – выкрикнула она.
Максим Степанович положил ногу на ногу и взглянул на нее совершенно спокойно.
– С вами все в порядке, Яна Михайловна? – спросил он весело. – А то вы как-то странно себя ведете.
– Я?
– Больше я никого здесь не вижу. Посмотрите на себя, вы красная, взъерошенная, что-то кричите… У вас, случайно, нет температуры?