Из книги «Большой голод» рассказы 1932–1959 - страница 46

— Нет ничего лучше тебя на этом свете, — выдавил он. — Лучше умереть без тебя, Мэри. Мне все равно, что говорит Винсент, или твой папа, или кто-нибудь.

Винсент? Она поглядела вокруг и поняла, что повар ушел. И вдруг Минго воспрял, его глаза засияли, руки стиснули ее хрупкие плечи, и пальцы впились в ее тело.

— Мэри! Какое нам дело? Он говорит, филиппинцу — позор жениться на японке. Японке, он говорит, позор жениться на филиппинце. Ложь, большая ложь, все это. Так как только сердце — вот, что считается, и сердце Минго говорит всегда — бум, бум, бум про Мэри Осака.

Лицо Мэри Осака просветлело, глаза наполнились упоением.

— О, Минго!

— Мы поженимся, да? Нет?

— Да!

Он хватил воздуха, счастливо рассмеялся и грохнулся на колени перед ней. Он целовал ее руки, двигаясь от запястий к пальцам. В тот момент, когда он дошел до их кончиков, на кухню в очередной раз влетел Сегу Осака.

— Слочно! Слочно!..

И тут он увидел Минго Матео у ног его дочери.

Минго Матео сказал:

— Мистер Осака, если вы позволите…

— Нет, нет, нет! Все вон! Слочно! Пошел! Вон!

Он был невысок, этот Осака, но кряжист и силен. Его руки мгновенно оказались на вороте Минго. Послышался треск разрываемой одежды, и Осака поволок посиневшего лицом Минго прочь из кухни.

— Но, мистер Осака! Это любовь! Я жениться!

— Нет, нет, нет. Нет, нет, нет.

Вылетев в переулок, Минго успел заметить, как маленький крепыш хлопнул дверью, и услышал клацанье замка. Из-за двери — на японском — долетели разъяренные вопли Осаки и не менее страстные тирады Мэри. Минго вскочил на ноги, бросился к двери и забарабанил в нее кулаками.

— Не обижай ее, — кричал он, — не трогай!

Голоса внутри становились громче. В отчаянии он ринулся на дверь. Затрещало дерево, и замок и петли не выдержали. Мгновение стояла тишина. Потом яростный крик пронзил ночь, и Сегу Осака завопил:

— Помогите, полиция, помогите!

Минго глянул туда-сюда в разные стороны узкого переулка. Лунный свет озарял темное ущелье. В пятидесяти ярдах за мусорными баками виднелась освещенная улица. Донеслись голоса и шаги бегущих с кухни людей.

Крик Мэри перекрыл этот шум:

— Беги, Минго, беги!

Сдернув фартук, Минго метнул его в мусорную корзину. Наверху заскрипело растворяемое окно. Показался хрупкий торс матери Осаки. Не издавая ни звука, она испуганно смотрела вниз, зажав рот руками. Он отпрянул в темноту и бросился по переулку в сторону улицы. Гулкое эхо сопровождало топот его шагов.

Выбежав на улицу, он убавил шаг. «Маленький Токио» был переполнен прогуливающимися прохожими. Он затерялся среди них, направляя свой путь мимо чистеньких и колоритных магазинов игрушек и кафе. Окна в «Маленьком Токио» всегда освещены, мусора нет, уличные фонари ярки, а фимиам из бесчисленных открытых дверей наполняет воздух благовониями. Минго Матео, как и все, не спеша фланировал в теплой декабрьской ночи.

Освещенность улицы постепенно убывала. Пошли темные склады, за ними начинался филиппинский квартал. Ночнушки, винные лавки, горелые гамбургеры, амбре дешевого одеколона из парикмахерских, массажные салоны, музыка игральных автоматов, шлюхи, и повсюду — его соотечественники, маленькие смуглые братья, изысканно одетые, нарочито отстраненные, опершиеся спинами на косяки дверей бильярдных, курящие сигары и поглядывающие то на звезды, то на цокающие мимо высокие каблуки.

У фонтана бильярдной Батана Минго заказал стакан апельсинового сока. Когда он поднес его к губам, кто-то коснулся его плеча и назвал его имя. Он опрокинул залпом стакан и повернулся. Рядом стоял Винсент Толетано. С ним были еще двое — Джулио Гонзалес и Аурелио Лазарио. И не взглянув на Толетано, Минго понял, зачем они оказались тут. Эти двое были членами правления Федерального Филиппинского Братства.

Джулио Гонзалес заговорил первым:

— Зайдем в заднюю комнату, Матео. Мы хотим с тобой немного поговорить.

Он был самым крупным из троих, заслуженный боксер, среднетяжеловес со сломанным носом.

— Говорить с Толетано! — ухмыльнулся Минго. — Да он просто стукач! Говорит, что попало!

Толетано парировал:

— Ты врешь, Минго. Я делаю это для пользы Федерального Филиппинского Братства. Ты дал клятву. Ты должен ее хранить.