Из книги «РАПОРТ» - страница 17

«А вы, стало быть, вышедший на прогулку, безобидный, держащий в уме феодала, занятый духовностью надомник? В таком случае, желаю приятно развлечься. Я земской охотник, и прошу простить, что вынужден был подвергнуть проверке вашу пригодность к задержанию.»

Он не без сельской непринуждённости приподнял шляпу, излучавшую нечто вроде добродушной иронии, и я взлетел по откосу вверх. Вполне может случиться, что на побуревших от непогоды верандах будут сидеть девушки, а также легко себе представить, что дорожки будут узкими, а домишки маленькими, что стога будут казаться головными уборами гренадёров, а сучки фруктовых деревьев выкажут сходство с молодцевато–гениально рукоприложенными скрипичными смычками. Написать бы однажды эссе о Паганини, коего, помимо прочих, должен был слышать Гёте! Светлые девичьи головки виднеются над балюстрадой, затем начинается роща, а за ней — красивая, наряженная в солидные юбки крестьянка, напомнившая мне о недоброжелателе или злодее, бежавшем из исправительного дома прямиком в хижину, где его приняла добросердечная женщина, поскольку наблюдала его в борьбе с ситуацией, казавшейся в состоянии расщепить его на куски.

Мальчики на лужайке, не упустившей в своей палитре ни оттенка зеленоватости, граничившей с более тёмным тоном пашни, играли в лапту, суть которой состоит в улавливании рогового шарика посредством швыряния биты. Шарик взбрасывают в высоту над головами гибкой палкой. А как, к слову, прекрасно стоять на уступе из песчанника, по форме напоминающем кеглю, и глядеть вниз на весь деревенский пейзаж с церковью, домиком священника, таверной и сыроварней, в возвышении над всеми деревенскими жителями!

Солнце обладало чем–то утончённым и, одновременно, возвышенным, оно словно распростёрлось по земле и казалось то бодрствующим, то спящим. Я небрежно пренебрёг небольшим озерцем, а потом постоял с минуту или дольше перед школой, или, скорее, семинарией, выстроенной в начале девятнадцатого века Эммануэлем фон Фелленбергом[28], и по сей день воспитывающей молодых учителей. Такой приятный учитель, однако, попадает на очень, возможно, одинокий пост, на котором ощущает душевную нехватку. И снова мой путь лежит через деревню. Одна деревня следует сразу за другой. Своеобразный домишко словно спрашивает меня, нахожу ли я его интересным, но я пропускаю некоторые вещи, и вот уже сижу в «Таверне Рудольфа фон Эрлаха»[29].

Это имя популярно в этой местности, потому как принадлежит полководцу из четырнадцатого столетия, сослужившему зарождающемуся государству существенную службу, сочтя свободомыслие дельным советом и приняв соответственную позицию в деле, доведённом до победного конца. Щит на стене в таверне изображает его как рыцаря в латах, недвижно наблюдающего за передвижениями в гостинных пространствах. Камин украшает дата 1830. Со всех сторон вожделеются порции ветчины. Хозяин по совместительству мясник. Вот и я сам ощущаю себя влекомым к заказу, касающемуся домашнего животного под названием свинья. Один из посетителей с решительной фамильярностью хватает собеседницу за нос. Этим он намекает на то, что дорог ей. Другой распевает песню о равенстве. Вокруг поначалу смущаются, но певец поёт лояльно, поэтому слушателям угодно проявить благосклонность и издать некоторый аплодисмент, который словно бы говорит: «Вполне прилично». Кельнерша похожа на страз. Хозяйская жена управляет экспортом ветчины. Посетитель говорит своей жене, как будто недовольной поставленным перед нею вином: «Заказала б бургундского! Зачем ещё тебе пасть?»

«Перед гостями, вот, например, перед тем господином, который мне кажется иностранным корреспондентом, тебе бы следовало из приличия сказать рот, а не пасть,» — возражает она, но он не проявляет чувствительности к возражению, потому что он — поглотитель ветчины, как и почти все остальные. В то время как так называемая пышка пытается склонить меня к любезностям, в зал вступает поэт с ниспадающими волосами и отмечает свой приход исполнением баллады. На обратном пути я разворачиваю парижскую газету и достигаю, читая по слогам, заведения, в котором охотно принимаю пищу по вечерам. Старик с волосами цвета снега читает библию. Я уже сделал тут несколько знакомств с той или иной уборщицею. Здесь всплывают как северяне, так и южане. Скромная трапеза здесь может вылететь, скажем, в франк, зато в наличии имеется возможность состалять какие угодно пышности, поскольку никто не возражает против комбинаций. Недавно я выкушал в этих удобных покоях два кекса один за другим, чтобы непосредственно сразу после этого спросить себя, чего ещё будет мне угодно.