Из книги «РАПОРТ» - страница 4

Тогда, т.е. в то время, о котором я сейчас думаю, я снимал если и вовсе не дорогую, то всё же сравнительно приятную, внушительную квартиру, чтобы заниматься в ней попытками одной книги[6]. Поначалу книга давалась мне с трудом. По происшествии приблизительно месяца обстоятельства натолкнули меня на мысль, так что в протяжении весьма короткого времени под моим пером расцвёл роман, отклонённый одной фирмой, но сейчас же, притом с большим удовольствием, принятый другой в круг своего делового оборота. О времени года и т.д. я предпочитаю умолчать, если в этом отношении подобное ограничение приемлемо. Исходя из моего опыта, т.е. вкуса, писателю можно лишь настоятельно советовать избегать уточнений места, времени, географии, потому что, как мне кажется, высокоразвитый писатель или рассказчик может обойтись без подобных указаний. Пока я ожидал листов с коррекциями из издательства, я коротал предоставленное в моё распоряжение время за написанием коротких статей, которые считал возможным успешно или же безуспешно отсылать в редакции ежедневников. Тем временем на улицах то, что называется общественностью, приливало и отступало назад. В памяти, являющейся инструментом, который я высоко ценю, я наблюдаю деревья и высокие витрины торговых домов, и ещё я наблюдаю вот что — нежное лицо; однако же, для начала я расскажу о другом.

Если бы определённые заинтересованные лица сейчас подумали, что мне и теперь не может прийти в голову ничего кроме как поделиться впечатлениями, или, как говорится, сделать сообщение о роще, то я вынужден буду дать очень вежливое разъяснение, что это абсолютно исключено. Роща означает для меня всегдашний побег из сухих повседневностей в нечто комфортабельно–поэтическое. Нет, я хочу сказать другое, кстати, вполне простое, трезвое, а именно то, что в то время у меня несмотря ни на что имелся вполне достойный уважения друг, человек, искавший себе место в механизме потребностей будничной жизни; он пытался довести до моего сведения, что я совершаю опасный, если не безрассудный шаг, снимая квартиру, которую, согласно его предчувствиям, я не смогу удержать. Сегодня этот друг, как я случайно узнал, живёт очень скромно, что мне представляется характерным для времени, в которое мы существуем и которое мне кажется, в отношении вопроса дальнейшего продвижения, очень непростым, потому что мой друг, я знаю наверняка, конечно, не отказался бы от роскошной обстановки, однако озабоченность, не оставляющая его ни на миг, просто не позволяет ему пышностей. Воспоминание, такое, которое с удовольствием, т.е. словно само собой, всплывает у человека, находящего подобную ретроспективу не без приятности, говорит мне, или даёт возникнуть в моём сознании, сотенной банкноте, которую я держал в руке в те дни, когда мы с другом ходили в ресторан, и которую мне выплатили за небольшой рассказ, а мой друг глядел на поблёскивающую, посвёркивающую, переливчатую банкноту в моих пальцах, и давал мне почувствовать свою зависть, то есть, он был немного зол на меня из–за этих денег, которыми я так радостно обладал. В жизни есть переживания небольшого объёма, будничные впечатления, которые потом уже никогда не забываются.

Дозволено ли будет признаться, что по этому случаю я ощутил, пусть мимолётно, зато от всего сердца, жалость по отношению к другу, вынужденному бороться с обстоятельствами и с самим собой? Он бросил взгляд на мои деньги, с завистью и отводя глаза, и потому я ощутил жалость; и к себе самому я тоже ощутил жалость, ведь меня больно уколол вид близкого человека, о котором я был прекрасного мнения и которого моё, как бы сказать, чуть–чуть улыбающееся денежное состояньице повергло в состояние душевного смятения, назвать прекрасным которое невозможно. Такие мимолётные, мелкие впечатления, как же они запоминаются. Я имею смелость считать, что это странно. В самом близком соседстве хныкал, надрывался целыми днями ребёнок, а именно, в квартире, смежной с моей собственной. Этот детский плач мешал мне в работе над романом, само собой, и как–то раз я спросил мать несчастного младенца, что же с ним не так. На этот вопрос я получил омрачающий, печальный ответ. Ребёнок болен, сообщила мне женщина, страдает неизлечимой болезнью, и я, конечно, постарался по возможности более не жаловаться на его монотонные выражения боли.