Из книги «РАПОРТ» - страница 9
О забвении можно было бы рассказать многое. Я, например, не так давно позабыл услугу, мне оказанную. Мы в состоянии пренебрегать самым жизненно важным в пользу неопределённого. Подчастую мы склонны воображать себе многое по поводу забывчивости. Забыть что–либо или что–либо запомнить — и то, и другое может оказаться и хорошо, и нехорошо. Мне кажется изумительным, что в мелодии, когда нота едва–едва слышна, мы тем более стремимся её услышать, мы ждём её с ещё большей ревностностью. Так же, как и в музыкальном представлении, обстоит и в жизни, когда прекрасное, собираясь потеряться, или же когда оно уже почти потерялось, видится нам таким драгоценным. И на этом я непроизвольно останавливаюсь, как будто то, что я сказал или подумал, задело меня за живое. Конечно же, есть вещи, забыть которых нельзя.
ОТТИЛИЯ ВИЛЬДЕРМУТ[21]
У нас с разрешения властей выступает сейчас исключительно ловкая труппа. Я нашёл книгу известного писателя настолько замечательной, что уверен в нехватке этого признания. Из моих комнат вылетело по возможности не без элегантности составленное письмо, которое порадует адресата. Вот и опять, как уже случалось, красавица перестала представлять интерес из–за неудовлетворённости мною. Это сочинение мне удастся, я уверен. Канделябрия беспокоит меня, хотя я и не пытаюсь утверждать, что досадую на её досаду. Мой талант держать себя в руках граничит с притчей во языцех. Мне под нос попался рассказ для детей. А ещё в моих корреспондентах с некоторых пор состоит вспоминающая бурное прошлое бывшая гувернантка. Я и сам когда–то считался блестящим. Сегодня же я причисляю себя к эластично–несгибаемым. Земляки, по крайней мере, ценят мои добродетели. Когда я занимаюсь писательством, я забываю о том, что я писатель, а все смеющиеся кажутся мне смехотворными.
Рассказ имел следующее содержание в духе Оттилии Вильдермут: дама света, если можно так выразиться, обладала ребёнком, которого обожала, и ещё в её собственности находилась некая служанка, которой, в свою очередь, принадлежал кокетливый передничек и которая выглядела, как розовый бутон, и к ней тянуло ручки дитя. Не предпочитало ли дитя барышню роскошно цветущей матери? Неожиданно между матерью семейства и прислугой возникли столкновения, расписанные в вильдермутском рассказе красиво, как картинка.
Я упоминаю об этом только по тому подходящему поводу, что несколько дней назад в здешней окрестности раскопали статуэтку принцессы[22]. Какое благородство виднелось на её лице. Чтение гениального романа вызывало во мне нетерпение. Ежесекудно это произведение получало от меня умозрительные пинки. Мне, видимо, кроме прочего, свойственно грандиозное обывательство. Плату за жильё я вношу, с моей точки зрения, слишком пунктуально. Время от времени я бегу в контору, чтобы лишний раз доказать свою способность и в состоянии отсранённости не сбиваться со счёта. Уже в раннем возрасте мой почерк вызвал похвалу одного из учителей. Взгляд на географическую карту придаёт мне сил, содержащихся в том, что мир мне основательно импонирует, и это порождает во мне своего рода приятное чувство. В милейшей же своей части это краткое письмо будет обязано Оттилии Вильдермут.
РАДИО
Вчера я впервые воспользовался радиоприёмником. Я пришёл к выводу, что это весьма приятный способ убеждать себя в наличии развлечения. Слушаешь что–то отдалённое, а те, кто эту слышимость производят, обращаются одновременно ко всем, т.е. находятся в полном неведении о численности и отличительных чертах слушателей. Среди прочего, я прослушал спортивные новости из Берлина. Тот, кто их поведал, не имел представления не только о факте моей аудиенции, но и даже о самоей моей экзистенции. Потом я ещё слушал немецко–швейцарские поэтические чтения, которые показались мне отчасти необыкновенно развлекательными. Общество радиослушателей естественным образом отказывается от разговоров друг с другом. Занимая слух, они, скажем так, несколько оставляют в стороне искусство составлять компанию. Это вполне нормальное, само собой разумеющееся следствие. Я и те, кто сидел рядом со мной, слушали игравшую в Англии виолончель. В этом было что–то странное, удивительное.