Из песка и пепла - страница 31

– Тебе нравится, – заметил Анджело, более чем довольный произведенным эффектом.

Он провел Еву к одной из каменных скамей под высокими окнами и арочными пилястрами, которые замыкали прямоугольный периметр помещения. Там он со вздохом уселся и вытянул ноги, рассеянно потирая колено. Ефотез всегда причинял небольшую боль – точно ботинок, умудряющийся натирать во всех местах сразу. Обычно Анджело принимал ее со смирением: она напоминала ему о слабостях и наполняла благодарностью за сильные стороны.

– Когда-то давно здесь собирались монахи Санта-Кроче, – негромко объяснил он Еве. – Здесь был капитул, общая зала для братии.

Сейчас они находились в капелле одни, но само убранство требовало почтения.

– Интересно, как звучала бы здесь скрипка, – пробормотала Ева, не сводя глаз с потока света, который лился на них через круглое отверстие в куполе.

– Чудесно. Эти своды, наполненные звучанием твоей скрипки… Просто рай, – ответил Анджело, искренне желая когда-нибудь это услышать. Напряжение, натягивавшееся между ними с утра, словно лопнуло на пороге часовни, и теперь они сидели в дружественном молчании. – Брунеллески сделал ставку на сочетание круглых и квадратных форм. Прямоугольная основа с центральным сферическим куполом. Геометрическое совершенство. Все пропорции идеально выверены и находятся в гармонии друг с другом. Ничего лишнего. Белая штукатурка стен, серый камень пилястров, даже глазурованные терракотовые изразцы – все сбалансированно, все работает на световую гармонию и единство.

– Я вижу, – кивнула Ева. – Очень красиво.

В следующих ее словах звучало неподдельное изумление:

– Как я умудрилась всю жизнь прожить в этом городе и никогда здесь не побывать?

– Ты родилась во Флоренции и воспринимаешь ее как должное. Но я родился в Нью-Джерси, а это место не слишком славится своей архитектурой, знаешь ли. Даже мальчишкой – причем весьма унылым и потерянным – я понимал, что этот город особенный. Если ты заберешься на холмы возле города и посмотришь на Флоренцию сверху, то увидишь сплошное море куполов, колоколен и замковых рвов эпохи Средневековья. Будто время здесь остановилось… Будто Возрождение еще в самом разгаре. Во Флоренции ты словно переносишься на пять веков назад, когда все эти часовни только строились…

– Ты забирался на холмы? – фыркнула Ева. – В жизни бы туда не полезла.

– Неужели ты сомневаешься в моих скалолазных способностях? – улыбнулся Анджело и постучал себя тростью по протезу.

– Ничуть. – Теперь она тоже улыбалась. – Более того, я думаю, что ты родился с одной ногой, чтобы у окружающих был хоть какой-то шанс за тобой угнаться.

– Ах, Ева. Слова истинной сестры.

– Я тебе не сестра, Анджело, – ответила она спокойно. Он не стал спорить. Забавно, как они то подчеркивали, то отрицали свое родство – в зависимости от того, какие цели преследовали. Но сейчас Анджело не собирался хитрить. Настал его черед исповедоваться.

– Ева!

– Да? – В ее голосе мелькнула тень страха.

– Помнишь, год назад мы были на еврейском кладбище и ты сказала, будто Камилло беспокоился, что я поступил в семинарию под некоторым давлением семьи?

Ева кивнула.

– Я не хотел тогда в этом признаваться, потому что ты непременно уцепилась бы за мои слова. Но Камилло был прав.

Брови Евы взлетели от изумления, однако Анджело еще не закончил.

– Перед отъездом в Америку отец открыто заявил мне о своих ожиданиях. Сказал, что мой дядя дал все необходимые рекомендации и меня без проблем примут в семинарию. Что обо мне здесь позаботятся и дадут хорошее образование. Что из-за больной ноги физический труд – вроде того, которым он занимается сам, – для меня невозможен, так что церковь станет для меня наилучшим местом. «Тебе будет трудно обеспечить семью. Поэтому твой долг – обеспечить хотя бы себя и не быть обузой для других», – процитировал Анджело невозмутимо.

– Он такое сказал? – Ева сжала кулаки, красная от злости.

– Да, – кивнул Анджело. – Прости его. Я простил.

– Ты смог бы стать кем угодно, Анджело. И до сих пор можешь.

– Ах, вот и она. Девчонка, уверенная, что я могу ходить по воде.

– Я иудейка, Анджело. Мы не верим, что кто-либо в принципе может ходить по воде.