Из родной старины - страница 16
Оставили его садовники, отошли и стали меж собою пересмеиваться.
— Экой турчанин несмысленный! Ждет его немилость государева, а он и глазом не моргнет…
— Вот знатно будет, когда учнет его государь на наших глазах началить!
Опять тихо стало в саду царском; только заливались щебетаньем звонким пташки-певуньи в клетках золоченых; только ветерок шуршал листвою. Разливались запахи медвяные от цветов редких, от пахучих трав целебных. Турчанин-садовник оглядывал цветы ароматные: тюльпаны, нарцисы да лилеи да гвоздику; пробовал он перстами землю — не сильно ли усохла, обрывал листки пожелтевшие, смотрел, — нет ли на цветах мошек да жучков вредных, укрыты ли корешки как надо. Косились на него недруги, друг с другом весело перемигиваючись; но ни взора не бросил на них турчанин-садовник.
Не заметил ни один из трех садовников, как подошел к ним боярин седой, князь Одоевский. Поднялся он не по открытой деревянной лестнице, а по другим каменным переходам, которые тоже вниз во дворец вели. Были те переходы с окнами, с решетками, яркими красками расписанные. Начальник приказа аптекарского в этот день сумрачен был: не любил он, когда между подчиненными его свара заводилась, доносы да жалобы раздавались.
Только в двух шагах приметили его садовники, вскочили, в пояс боярину поклонились. Поглядел он на них из-под бровей седых, нахмуренных и молвил:
— Сейчас царь-государь жалует; будет он вас судить да рядить.
Смирнов да Дементьев побелели от страха, а Степан Мушаков даже не дрогнул. Вслед за боярином пожаловал и царь Феодор Алексеевич. Был повелитель земли русской еще в молодых летах, лик его сиял кротостью, но умел молодой царь и покарать, когда надо, ослушника. Для пользы дела государева преодолевал он тогда свое сердце мягкое.
Шел царь Феодор Алексеевич по саду, любуясь цветами да зеленью яркою; был он одет в легкий шелковый опашень, в золотную шапку с меховым околом, в сапоги красные сафьянные. Следом за молодым царем выступал старший над садовниками царскими, немчин Петр Энглес; по его чертежу был разбит новый сад царский, были грядки цветочные разделаны разными узорами. На иноземце был длинный кафтан немецкий, чулки да башмаки с пряжками.
Перед государем все садовники ничком упали, земной поклон отдали. Зорко поглядел на них царь Феодор Алексеевич и потом повел свою царскую речь, не торопясь, с расстановкою:
— Осведомлен я, что началась между вами, садовниками моими царскими, ссора, и несогласие идет. Вы, Давыдко да Дорофейко, били мне челом на Степана на Мушакова: он-де никаких трав не знает и в работе садовой неискусен. Прочитавши то ваше челобитье, порешили мы испытать турчанина Мушакова, — искусен ли он в своем деле… А для того взяли мы с собою слугу нашего верного, садовода иноземного Петра Энглесова. Чини же, Петр, как мы тебе повелели…
Выступил вперед немчин, подозвал к себе Мушакова и стал его испытывать. Вынул он из кармана изрядный пучок трав сухих, выбрал сперва одну, потом другую, потом третью…
— Что это за трава будет? — начал он спрашивать турчанина-садовника. — Какая от нее польза бывает, на какую она потребу идет?
Не смутился Степан Мушаков, отвечал он бодро и верно:
— Сия трава именуется шалфеем, велика в ней сила лекарственная супротив недугов горловых да грудных. А сия — маеран-трава, сия — рута-трава, сия — кошачья мята, сия — зоря-трава…
И про каждую травку, про каждый корень доподлинно рассказал турчанин-садовник, как ее растить, как за ней уход держать, для какого лекарства она надобна, от какой болезни исцеляет. Ласково смотрел на него немчин ученый, только головою потряхивать да улыбался. А недруги Мушакова от злости под собой ног не слышали, дивились разумным речам турчанина, друг на друга с испугом поглядывали.
— Царь-государь, — молвил Петр Энглес, — сей садовник столь в своем деле искусен, что я ему и похвалы не найду. Не хуже меня знает он каждую траву, каждый корень. Неправеден был донос на него, царь-государь!
Нахмурился молодой царь, подозвать Давыдку да Дорофейку и велел немчину:
— Теперь их испытай.
Отобрал Петр Энглес некую травку и стал о ней Дементьева спрашивать. Смутился садовник и наобум сказал: