Из сборника «Девушка в тюрбане» - страница 13

— Сколько же лет вы плаваете по этим морям?

— Более двадцати. Странно, что вы напомнили мне об этом именно теперь, когда я последний раз веду корабль этим курсом.

— Последний раз? — удивился купец, но ответа не получил.

Ветер усилился, плащи собеседников, широкие и тяжелые, взметались вверх при каждом сильном порыве ветра и тут же опадали с глухим хлопком, похожим на слабый удар хлыста.

— А вы почему выбрали морской путь? Мне кажется, груза у вас не слишком много.

— Вас удивляет, почему я выбрал морской путь? Надо продать товар, навестить друга в Зеландии… К тому же я — купец, мой удел путешествовать то по суше, то по морю. Но я это делаю охотно.

— Конечно-конечно, но это путешествие обойдется вам дорого и не знаю, окупится ли… вы торгуете ювелирными изделиями и картинами, если не ошибаюсь?

Ван Рейк кивнул, ощутив тайный трепет при мысли о маленьком свертке, хорошо припрятанном в каюте.

— А почему бы вам не заняться торговлей с Индиями? В тамошних краях можно большие деньги нажить.

— Ради этого расстаться с моим товаром? — широко улыбнулся купец. — Отказаться от моих сокровищ ради иной коммерции? Нет, ни за что! Я слишком много вложил в мое нынешнее дело — и вдруг, представьте себе, брошу все это во имя любопытства или даже во имя богатства дальних стран и диковинных народов?!

— Там сейчас много европейцев, и они так разбогатели — здешним богачам и не снилось. К тому же много ли мы знаем о людях с дальних материков? Вот я и решил распрощаться с этим морем, я слишком хорошо его знаю, оно мне ничего больше не может дать.

Мессер Бернхард припомнил разговор о невидимой береговой полосе Амеланда, но промолчал.

— Где нам знать, друг мой, сколько диковин таится в океане? Там есть такое, чего ни вы, ни я даже представить себе не можем.

— Ну что же, принимаю от вас в наследство датские земли! — весело пошутил купец. — Пусть ваше последнее путешествие будет для меня добрым предзнаменованием. — Глаза ван Рейка смеялись в густой темноте, поглотившей слабый свет маяка на острове, последний привет голландской земли. Парусник неожиданно повернул в открытое море, и на много дней земля исчезла из вида.

Теперь капитан был неизменно занят, и вернуться к ночному разговору не представлялось случая. Одинокий парусник спокойно плыл в открытом море. По пути ему встретилось лишь одно суденышко, направлявшееся на восток, его черный квадратный парус вскоре исчез за горизонтом.

Времени для размышлений у ван Рейка было более чем достаточно, близкая цель, казалось, сама давала пищу уму, но пламенные прожекты, вдохновлявшие его перед отъездом, как бы угасли и осели в глубинах памяти, изредка всплывая, словно пузырьки со дна. Порою он погружался в долгие бесплодные фантазии, порою праздно следил за геометрически четким полетом чаек, которые то кружили вокруг парусника, то улетали прочь — смотря по тому, далеко ли была земля. Глядя против солнца, он любовался их темными силуэтами, когда, распластав крылья, они подолгу парили в воздушных потоках. В такие мгновения нашему практичному трезвому купцу чудилось, будто и он неподвижно парит между небом и морем во власти неукротимой стихии, уносившей его Бог весть куда. Характер поездки и относительная ее непродолжительность как будто бы не должны были наводить его на подобные мысли, однако то особое состояние духа, в каком он пребывал, восставало против действительности, сопротивлялось ей. Он редко вспоминал свой дом в Схевенингене и Мириам, правда, сохранилось приятное ощущение от гармонии красок ее наряда в день отъезда, но за шафрановой желтизной платья и тусклой белизной жемчуга терялись черты знакомого лица.

Однажды за ужином капитан объявил, что, если ветры не переменятся, через три дня они бросят якорь в порту Хольбек.

— Значит, мы почти у цели? — тихо сказал купец; свечи озаряли его лицо, золотили светлые густые усы, окаймлявшие верхнюю губу, огненными искрами поблескивали в глазах.

— Да, мессер, я не припомню более благополучного путешествия, чем нынешнее, скоро на горизонте покажется Дания, и пришвартоваться там — детские игрушки. У меня привычка, когда плавание близится к концу, поднимать бокал за благополучное прибытие. Обычно я делаю это в одиночестве. Позвольте же сегодня вместе с вами…