Из современной английской новеллы - страница 8

— Замечательный капитан, а, Боб? Вот кто целиком выкладывался, — сказал он, а я сказал:

— Да, он себя не щадил.

Тут он опять посмотрел на меня тем же выжидающим взглядом, почти с упреком. От меня требовалось сказать "бедный старина Джек", показать ему, что я его простил, что мне его жаль. И я его действительно простил, мне действительно было его жаль. Но и только. Я думал: "Ну вот, Джек, теперь вы знаете, что в таких случаях чувствуют люди", но этого мне тоже говорить не хотелось. И он начал перебирать давнишние игры, старых игроков — помню ли я этот матч и тот матч, этот случай и тот случай, изо всех сил творя легенду, будто мы были одна счастливая семья. Хотя, наверно, так оно ему всегда и представлялось: взыскательный глава счастливого семейства. Если мы не слушались, он нас наказывал, но исключительно для нашей же пользы.

— Джек, мне пора, — сказал я наконец и встал, но он схватил меня за рукав и сказал:

— Посидим еще!

— Не могу, опаздываю на поезд, — сказал я, хотя на самом деле у меня было еще полчаса. Он сказал:

— Ты мне пиши, Боб. Я сейчас дам тебе адрес.

А я ответил:

— Ладно, Джек, постараюсь. Только я плох писать.

— Не надо терять друг друга из вида, — сказал он, словно от отчаяния не знал, что придумать. — Когда я снова приеду в Лондон и ты будешь здесь…

— Я здесь очень редко бываю, Джек, — сказал я.

Тут из-за столика в углу встал какой-то человек — я еще раньше заметил, что он поглядывает в нашу сторону. Он сказал:

— Мистер Бредлаф, я не ошибаюсь? Я помню, сэр, как вы еще играли в сборной. Все это просто возмутительно.

Джек потряс ему руку — я видел, что он доволен, но в то же время он косился на меня. А я воспользовался этой минутой, чтобы уйти. Я сказал:

— Ну, пока, Джек, — и пожал ему руку.

— Один из моих старых игроков, — сказал он, а тот поглядел на меня и сказал:

— Да-да, а кто именно?

А я сказал:

— Ну, мне пора, — и пошел к двери.

Он меня окликнул:

— Боб!

Я обернулся, а он смотрит на меня тем же взглядом, умоляющим, но я просто спокойно стоял и ждал, и в конце концов он сказал:

— Так ты пиши, Боб, хорошо?

А я снова сказал:

— Постараюсь, Джек, — и вышел на улицу.

Когда я поглядел в окно, этот человек что-то ему говорил, но он как будто не слушал.

Когда трибуны на тебя взъедаются, в спортивных отчетах пишут "часть зрителей", да только ты-то слышишь рев — и уж какая там "часть", так и кажется, что вопит весь стадион до самого последнего человека.

Помню, как это в первый раз произошло со мной — я тогда начал играть за "Роверс", и мы встречались с "Льютоном". Это была уже третья моя игра, но на своем поле — первая. Две предыдущие мы проиграли — не по моей вине, но все равно они были против меня. Я это понял, едва получил мяч. "Прентис, не спи! Пасуй, Прентис! Чего ты топчешься, Прентис?"

В девятнадцать лет такие вещи, чего скрывать, замечаешь очень хорошо и принимаешь близко к сердцу. Беда в том, что на поле от них деваться некуда, ты все слышишь, и такое ощущение, что тебя окружили, что со всех сторон одни враги. Я никак не мог понять, почему они на меня взъелись. Что я такого сделал? Почему они меня невзлюбили? Потом я прошел с мячом к боковой линии, полузащитник меня сбил, а когда я вставал, на трибуне кто-то сказал:

— И чего они вдруг вздумали заменить Алфи? Куда до него этому желторотому!

И я подумал: вот оно что! Мне даже легче стало. Как я это сам не сообразил? Мне захотелось обернуться к ним и сказать: "Я же не виноват, что я не Алф Харкер, я же не виноват, что меня поставили вместо него, — я об этом не просил".

Они там все любили Харкера, он был у них центральным нападающим уже семь лет. Когда клуб купил меня летом у "Челмсфорда", я сначала сомневался. Я сказал: "У вас же есть Харкер, верно?" Но Деннис Грейвз, менеджер, сказал: "Алфи уже тридцать три, сынок, он ведь не вечен".

Сам я, правда, этого Харкера так уж высоко не ставил. Верхние мячи у него здорово получались, за это они его и любили — чуть не все свои голы он забивал головой, но в те разы, когда я его видел, мне все казалось, что ему не хватает быстроты — он не только бегает медленно, а и соображает медленно. Он редко когда бежал за мячом назад или к боковой линии, а если все-таки отходил на край, то, по-моему, просто чтобы передохнуть, а не потому, что это требовалось по игре.