Из страны мертвых. Инженер слишком любил цифры. Дурной глаз - страница 28
— К господину Жевиню… Мэтр Флавьер.
Квартира Мадлен! Взгляд, которым он окидывал мебель, драпировку, безделушки, был его прощанием с нею; в особенности поразили его своей необычностью картины, развешанные по стенам гостиной. Почти все они изображали животных — единорогов, лебедей, райских птиц и по манере напоминали полотна Руссо-Таможенника. Флавьер подошел поближе, прочел подпись: Мад. Жев. Кто это: пришельцы из иной страны? Где она могла видеть этот черный пруд, кувшинки, похожие на чаши, наполненные ядом? Что это за лес, который в доспехах из стволов и лиан будто стоит на часах, охраняя беспечный танец колибри? Над камином висел портрет молодой женщины: ее хрупкую шею украшало ожерелье из продолговатых желтых бусин. Портрет Полины Лажерлак. Прическа была точно такая, как у Мадлен. Лицо, тонкое, с печатью затаенной скорби, было каким-то отсутствующим и выражало неизбывную мучительную тоску, как если бы душа ее в своем полете с размаху налетела на какое-то лишь ею ощутимое препятствие. Взволнованный, Флавьер погрузился в созерцание портрета. Позади него отворилась дверь.
— Наконец-то! — вскричал Жевинь.
Флавьер круто обернулся к нему и инстинктивно сумел подобрать верный тон для вопроса:
— Она здесь?
— Как?.. Ты должен лучше знать, где она.
Флавьер устало опустился в кресло. Ему не приходилось притворяться, чтобы выглядеть удрученным.
— Мы так и не встретились… — проговорил он. — Я прождал ее на площади Звезды до четырех часов. Потом поехал в гостиницу на улицу Святых Отцов, обошел кладбище Пасси… Я только что оттуда. Раз ее здесь нет, значит…
Он поднял взгляд на Жевиня: по лицу у того разлилась мертвенная бледность, глаза выкатились из орбит, челюсть отвисла, будто на него накинули петлю.
— Нет, Роже… — прохрипел он, — ты не можешь…
Флавьер развел руками:
— Говорю же: я искал повсюду.
— Это невозможно! — прорычал Жевинь. — Да ты отдаешь себе отчет, что…
Он топтался по ковру, в волнении заламывая руки, наконец, попятившись, тяжело осел на краешек дивана.
— Ее нужно отыскать, — глухо сказал он. — Немедля!.. Немедля!.. Я ни за что не переживу…
Он грохнул кулаками по подлокотникам, и в этом движении было столько боли, ярости, неистовства, что его состояние тотчас передалось и Флавьеру.
— Когда жена решает сбежать, — со злостью бросил он, — помешать ей в этом нелегко.
— Сбежать! Сбежать! Как будто Мадлен из тех жен, которые сбегают! О, видит Бог, я хотел бы этого. Однако в эту самую минуту она, быть может…
Он вскочил, наткнулся на журнальный столик, привалился к стене, сгорбившись и опустив голову, как борец в стойке.
— Что делают в подобных случаях? — спросил он. — Ты-то должен знать. Сообщают в полицию?.. Господи, да скажи хоть что-нибудь.
— Нам рассмеются в лицо, — пробурчал Флавьер. — Вот если б твоя жена не появлялась дня два-три, тогда другое дело.
— Но ведь тебя там знают, Роже… Если ты объяснишь им, что Мадлен однажды уже пыталась покончить с собой… что ты вытащил ее из воды… что она, быть может, как раз сегодня совершила новую попытку… уж тебе-то должны поверить.
— Во-первых, еще не все потеряно, — раздраженно отрезал Флавьер. — Она наверняка вернется к ужину.
— А если нет?
— Что ж, тогда не мне действовать.
— Одним словом, ты умываешь руки.
— Да нет… Просто обычно… постарайся же понять, в конце концов… обычно мужья сами заявляют в полицию.
— Хорошо. Я иду.
— Глупо. Все равно никто и пальцем не шевельнет. Запишут ее приметы, пообещают сделать все необходимое и будут ждать дальнейших событий. Вот как это делается.
Жевинь медленно убрал руки в карманы:
— Если надо ждать, я стану камнем.
Он сделал несколько шагов, остановился перед букетом роз на камине и угрюмо уставился на него.
— Мне пора возвращаться к себе, — сказал Флавьер.
Жевинь не пошевелился. Он разглядывал цветы, на щеке его дергался мускул.
— На твоем месте, — продолжал Флавьер, — я бы все же так не терзался. Еще нет и семи. Она могла задержаться в магазине или встретить знакомую.
— Тебе-то на все наплевать, — отозвался Жевинь — Еще бы!
— Да что ты вбил себе в голову?.. Предположим даже, что она убежала. Все равно далеко ей не уйти.