Из страны мертвых. Инженер слишком любил цифры. Дурной глаз - страница 53

Флавьер пнул ногой стул, стоявший перед трельяжем. Погоди-ка! А гостиница, где она сняла комнату, а все эти покупки, которые она делала при первой возможности? Разве это не похоже на подготовку к бегству? Ничего удивительного. После Жевиня был Альмариан. После Флавьера будет кто-нибудь еще… «Я ревную!.. Ревную Мадлен!» — усмехнулся он про себя. Есть ли в этом какой-нибудь смысл?.. Он прикурил сигарету от золотой зажигалки и спустился в бар. Голода он не испытывал. Даже выпить не хотелось. Он заказал коньяк, только чтобы получить право устроиться в кресле. Здесь горела всего одна лампочка — над пестрыми рядами бутылок. Бармен углубился в газету. Флавьер, держа в руке рюмку, запрокинул голову, наконец позволил себе закрыть глаза. В памяти его всплыл образ Жевиня. Он, Флавьер, обошелся с ним подло, и вот теперь он сам в положении Жевиня. В некотором смысле он и есть Жевинь. Он, в свою очередь, живет с совершенно чуждой ему женщиной, своей любовницей, если не сказать — женой. Если б он хоть кого-нибудь здесь знал, то, наверно, обратился бы к нему за советом. Будь у него здесь друг, он кинулся бы умолять его последить за Рене. Он уже созрел для этого… Перед ним возник Жевинь, говорящий: «С ней творится что-то неладное… Я беспокоюсь за нее…»

— Гарсон! Еще коньяку!

На свое счастье, Жевинь так и не докопался до истины. Если б он узнал… что бы он сделал? Тоже запил бы. Или пустил бы себе пулю в лоб. Потому что бывает такая правда, над которой нельзя задуматься без того, чтобы тотчас не испытать душевного головокружения, стократ более страшного, нежели головокружение физическое. И надо же было, чтобы из сонма людей выбор пал именно на него, сделав его хранителем тайны. Тайны, обладание которой не приносит ничего, кроме лишних тревог. Сейчас Флавьер был абсолютно хладнокровен, мозг его работал с необыкновенной ясностью. У него даже хватило духу мысленно перенестись назад, не содрогаясь при этом. Он вновь увидел у подножия колокольни труп с неестественно вывернутыми конечностями, окровавленные камни вокруг. Потом перед его мысленным взором возник Жевинь, плачущий над телом жены. Консьержка помогла ему обрядить как полагается ее бренные останки. Полицейские инспекторы долго обследовали тело Мадлен. На этой ступеньке воспоминаний Флавьер был еще довольно спокоен. Так же спокоен, как невозмутимы были легионеры, игравшие в кости у ног распятого Христа. Головокружение подступало, когда он начинал думать о Полине Лажерлак, покончившей жизнь самоубийством, когда с содроганием вспоминал первые услышанные им от Мадлен слова: «Умирать не больно», — и в особенности когда воскрешал в памяти сцену в церкви, неколебимую решимость Мадлен… Жизнь стала для нее чересчур трудна, и она решила просто-напросто исчезнуть. Но разве Рене живется легче? Нет. Значит?.. У Флавьера закружилась голова, под черепом начала разбухать пустота — так бывает, когда пытаешься представить себе бесконечность, длящуюся беспрерывно, безгранично, вечно!

— Гарсон!

Вот когда пришла настоящая жажда. В тупом отчаянии Флавьер разглядывал окружавшие его стены с темной обивкой, ряды бутылок за стойкой… А сам-то он еще жив?.. Пока да. Лоб его покрывала испарина, руки до боли вцепились в подлокотники. С пугающей ясностью он осознавал невозможность, абсурдность создавшегося положения. Отныне он не сможет не только сжать Рене в объятиях, но даже просто заговорить с ней. Она слишком иная. Что-то вторглось между ними с тех пор, как он вошел в ту крохотную гостиницу, и это что-то разрушало их дружбу. Она неизбежно уйдет к другому, который будет любить ее в неведении. В свое время Жевинь чуть было не докопался до истины, и она ушла из жизни. Теперь…

Недопитая рюмка выскользнула у Флавьера из рук, и содержимое пролилось ему на брюки. Флавьер вытер их платком. Потом, весь красный от стыда, он поднял липкую рюмку, украдкой бросил взгляд на бармена — тот по-прежнему читал. Флавьер проклинал себя за то, что он не догадался раньше… Теперь она наверняка сбежит. Должно быть, в той гостинице она уже собрала необходимые вещи, а в эту самую минуту покупает билет в Африку… или в Америку… И это будет хуже, чем смерть.