Из страны мертвых. Инженер слишком любил цифры. Дурной глаз - страница 56

— Из-за них… и всего остального.

— А если я обещаю не расспрашивать тебя… никогда?

— Бедный ты мой… Это тебе не под силу.

— Послушай… Ведь то, о чем я прошу, очень легко. Признайся, что ты Мадлен, и мы никогда больше не будем об этом говорить. Мы уедем из Марселя… Будем путешествовать. Ты увидишь, как хороша жизнь.

— Я не Мадлен.

Господи, какое непостижимое упрямство!

— Да ведь ты совсем как она глядишь в пустоту, укрываешься в невидимом мире…

— У меня свои заботы, и с ними не справиться никому, кроме меня самой.

Он понял, что она плачет. Обнявшись, они зашагали к ярко освещенному бульвару, торопясь очутиться в стране живых. Флавьер вытащил платок.

— Повернись-ка!

Он с нежностью вытер ей щеки. Потом поцеловал в глаза, взял за руку.

— Идем!.. Не бойся!

Они дошли до бульвара, влились в толпу. В кафе играли оркестры. Мимо мчались «джипы» с водителями в белых шлемах. Вокруг сновали уличные торговцы, продавцы арахиса, бродяга, просившие огоньку или предлагавшие пачки «Кэмела» и «Лаки Страйк». Когда Мадлен чувствовала на себе взгляд Флавьера, она отворачивалась. Она еще не успокоилась, и губы ее горько кривились. Но Флавьер был слишком погружен в собственное несчастье, чтобы сострадать ей.

— Отпусти меня, — попросила она. — Мне надо купить аспирина. Жутко болит голова.

— Сначала признайся, что ты Мадлен!

Она пожала плечами, и они пошли дальше. Они походили на влюбленных, но он крепко держал ее за руку, как полицейский пойманного воришку.

Вернувшись в отель, они сразу направились в ресторан. Флавьер не сводил с Мадлен глаз. В ярком свете люстры с тугим пучком волос на затылке она выглядела в точности такой, какой он увидел ее впервые в театре Мариньи. Он протянул руку, пожал ей пальцы.

— Ты все молчишь, — сказал он.

Она опустила голову. Она была бледна, как на смертном одре. Появился метрдотель.

— Что будете пить?

— «Ветряную мельницу».

Он чувствовал себя отторгнутым от своего бытия, как будто присутствие Мадлен лишало его, Флавьера, реальности, веса и вообще существования. Один из них двоих явно был лишним. Глядя на нее, он то думал: «Это невозможно!» — то говорил себе: «Я сплю». Она с трудом заставляла себя есть. Она все время балансировала над бездной мира грез — сколько раз Флавьер видел раньше, как она в нее погружалась. Он спокойно, почти методично осушил бутылку. Между ними словно встала ледяная стена — так остро ощущал он исходящую от Мадлен враждебность.

— Пойдем, — сказал он. — Вижу, ты на пределе… Скажи хоть что-нибудь, Мадлен.

Она порывисто встала.

— Я сейчас догоню, — сказал он.

Пока она брала у портье ключ, он пропустил у стойки стаканчик виски, потом побежал к лифту. Лифтер открыл перед ними решетчатую дверцу. Флавьер обнял Мадлен за плечи и наклонился к ее уху словно для поцелуя.

— Признайся, дорогая.

Медленно, устало она прислонилась к стенке кабины.

— Да, — произнесла она. — Я Мадлен.

Совершенно машинально он повернул ключ в замке. Он двигался будто в тумане, пришибленный этим признанием, которого домогался уже столько дней. Но действительно ли это признание? Она проговорила это с таким изнеможением! Может, она просто решила уступить ему, получить передышку. Он привалился спиной к двери.

— И ты хочешь, чтобы я поверил? Слишком просто.

— Тебе нужны доказательства?

— Нет, но…

Он не знал, что говорить дальше. Боже, как он устал!

— Потуши свет, — попросила она.

Отсвет улицы проник через жалюзи, отбросил на потолок их тень, похожую на решетку. Клетка захлопнулась. Флавьер тяжело опустился на край кровати.

— Почему ты сразу не сказала мне правду? Чего боялась? Он не видел Мадлен, но слышал, как она ходит в ванной. — Ответь мне: чего ты боялась?

Мадлен хранила молчание. Он продолжал:

— Ты сразу узнала меня в «Уолдорфе»?

— Да.

— Но в таком случае тебе в первую же минуту следовало довериться мне. Это же бессмысленно — все, что ты делала. Послушай, ну почему ты вела себя так глупо?

В такт словам он постукивал кулаком по покрывалу, и пружины матраса позванивали, как гитарные струны.

— Что за комедия! Разве это достойно нас? А письмо… Вместо того чтобы откровенно рассказать мне, что с тобой произошло…