Из тьмы - страница 17
Он сам вместо кучера принес с телеги Разбогатееву полотенце и мыло, сам поливал на руки купцу.
— Ну что, осталось подписать договор? — спросил, вытираясь, Разбогатеев.
— Верно, верно!
— Далеко живет ваш князец? Как его фамилия?
Пока Токур и кучер ездили за князцом, Разбогатеев составил соглашение, в котором говорилось:
ДОГОВОР
Нижеследующий составлен в том, что житель Салбанского наслега Никифор Токуров отдает своего пятнадцатилетнего сына Иосифа Никифорова Токурова на усыновление жителю города Вилюйска купцу первой гильдии Разбогатееву Николаю Алексеевичу.
С 25 июня 1915 года Никифор Токуров теряет все родительские нрава на сына. Иосифу Токурову присваивается фамилия Токуров-Разбогатеев.
За отказ от родительских прав Разбогатеев уплачивает Никифору Токурову 125 (сто двадцать пять) рублей ассигнациями, пять коров, трех лошадей и добровольно в течение пяти лет обязуется обеспечивать его по своему усмотрению одеждой, табаком и чаем.
Составлено 25 июня 1915 года в Салбанском наслеге.
Подписали: Токуров, Разбогатеев.
Заверил действительность данного договора князь
Салбанского наслега ИОНА ХАХАРОВ.
Разодетый, несмотря на жару, в лисью шубу князец закоптил печать и приложил к документу.
— Ох, говорило мне сердце, что от этого ученья добра не жди… Ох, горюшко-горе! Отняли у меня единственного сына, отобрали, ненасытные! — причитала Елена.
Мужчины не обращали внимания на ее вопли. Они «обмывали» сделку.
— Если твой сын станет мне настоящим помощником, я не ограничусь тем, что записано в договоре. Помогу тебе и впредь, — обещал подвыпивший купец.
— Никому бы не отдал я своего сына, кроме тебя! — повторял Никифор.
— Хорошее дело сделали, полезное, — подытожил Хахаров.
Вошел кучер.
— Ящик с провиантом отнести? — спросил он.
— Нет. Пусть остается, — махнул рукой Разбогатеев. — Ну, Иосиф… пора.
Елена по-русски не понимала ни слова, но догадалась, что пришла минута прощания.
Уосук молча подошел к матери. Она лежала, заткнув рот подушкой, чтоб не закричать. Плечи ее мелко дрожали. Все помутилось в глазах Уосука. Он готов был броситься перед матерью на колени.
— Прости меня, мама, — еле слышно сказал он.
Елена как подкошенная упала у его ног.
— Не уезжай! Не уезжай! Не слушай их!
Никифор грубо схватил Уосука за руку и потащил из юрты.
— Нечего, нечего! Тойон купец ждет.
— Отец… — начал было Уосук.
— Я тебе больше не отец. Вот чей ты сын! — Никифор указал на Разбогатеева, сидящего в повозке.
Глава восьмая
Новая семья. «А Николай Алексеевич хороший человек. Душевный»
Новая семья приняла Уосука враждебно. Жена Разбогатеева, казалось, его не замечала. Когда же он случайно оказывался у нее на пути, она брезгливо обходила приемыша, не глядя в его сторону. Не проявляли дружелюбия и сыновья купца, с которыми Уосук учился и которые не раз списывали у него домашние задания. Если хозяина не было в доме, Уосуку приходилось обедать в одиночестве. Хорошо еще, что по приказу Разбогатеева о питании Уосука заботилась не хозяйка, а служанка Варвара.
Уосук ел досыта и спал на пуховиках. Ему предоставили прекрасную просторную комнату — кабинет Разбогатеева. У него появилась добротная одежда. И все-таки ему было плохо. Он был одинок в этом доме.
Поначалу его единственным собеседником был купец. Разбогатеев старался уделять приемному сыну каждую свободную минуту. Ему не терпелось выяснить, что представляет собой его новое приобретение. Он нарочно поселил Уосука в своем кабинете, чтобы почаще видеть его.
Уосук не выходил из комнаты целыми днями. Он тоскливо смотрел в окно, не зная, чем заняться. Во дворе стоял небольшой мезонин. Уосук обратил внимание, что дверь его постоянно заперта. «Что там может быть? — думал он. — На склад не похоже». Однажды он спросил об этом Разбогатеева.
— Ах да! — спохватился тот. — Совсем забыл тебе показать. Пошли!
По пути он подозвал Варвару и отделил от ее огромной связки ключ с замысловатой бородкой. В мезонине оказалась библиотека. Вдоль стен от пола до потолка высились полки, уставленные книгами. Уосук с жадностью кинулся к ним. Книги были подобраны беспорядочно, можно сказать, они не подбирались вовсе. Тем не менее среди них было немало ценных изданий. Отсвечивали золотом тиснения тома «Энциклопедического словаря», теснилось на верхних полках Собрание сочинений графа Толстого. Среди имен, значившихся на корешках, было много таких, о которых Уосук даже не слыхал.