Из-за вас я поверил в призраков - страница 13

«Что касается этих мальчишек… — сказал Пират, представляя подельникам близнецов. — Им не надо резать миндалины, не надо делать татуировки и не надо даже их брить, они все равно ничего не скажут, достаточно сделать просто обычный рисунок на лбу и за губой, пострижем их в последний момент, я сам пригляжу за этим. Малютка, из-за ног не переживай, я ими займусь. От тебя, Перо, требуется лишь сделать двухслойный кокон, висеть они будут вместе, для одного мешка это слишком тяжело, поэтому просто продень один в другой». Все с грустью принялись убирать инструменты, они были слишком разочарованы, чтобы поздравить Пирата с такой поимкой. Отойдя в сторону, они наблюдали, как он снимает с близнецов одежду. Дети были похожи на кукол, поскольку почти не двигались, подонки думали, что Пират накачал их наркотиками, чтобы они шли, послушно держа его за руки. Близнецы выказывали то же странное послушание и тогда, когда держались за его плечи, приподнимая ноги, пока он снимал с них брюки и потом трусы, кое-где пожелтевшие и все в кружевах, словно из другого века; негодяи увидали два в точности схожих безволосых и белых тела, у одного справа, у другого слева красовалось по длинному шраму. Кожа с едва заметным оливковым оттенком слабо мерцала, но больше всего удивлял их взгляд, безучастный и при этом невероятно живой: казалось, они все время смотрят на что-то, не видимое для остальных, их словно бы отделяло от мира стекло, мешавшее им проявить себя и полнящееся отражений. Друг на друга они не обращали внимания: они никогда не поворачивались друг к другу, не переглядывались, за руки не держались. Соприкасались только их длинные вьющиеся шевелюры, тогда казалось, что они меж собой едины, что они образуют общую крону. Пирату не удалось их расчесать, когда он протирал плечи, прикосновение этих волос оказало на него гипнотическое воздействие, он сразу же отправился спать, поместив близнецов в большой мешок и подняв тот на крюк, чуть не сломав зубчатое колесико. На следующий день до бандитов дошло, что близнецы стали теперь для Пирата главной заботой, однако он старался это не показывать и о дрессировке не думал, хотя сроки уже поджимали; бездеятельное наваждение казалось внезапной и пагубной ленью. Волк попытался сам заняться близнецами, но Пират злобствовал, стоило к ним только приблизиться, он находил особое удовольствие в том, что два близнеца, свернувшись, остаются по-прежнему в своем мешке, но неусыпно следил за ожесточающими практиками, которые должны были развивать и усиливать реакции у других подопечных: теперь в их тела втыкали тоненькие иглы, на концах которых помещался небольшой груз, таким образом место прокола было постоянно раздражено, в ноздри вставляли такой же небольшой буравчик, продевая следом широкие кольца, мешающие дышать, чтобы дыхание вырывалось из ртов с обилием пены, в члены вставляли стеклянные трубки, усмиряющие все движения, грозившие эти трубки внутри разбить, отрывали на ногах ногти, чтобы впрыснуть под них разъедающие вещества, и добросовестно морили всех голодом, чтобы слюна при плевках была совсем кислой, а укусы оказывались глубже обычного. Все насельники в мешках превратились в груды постоянно сокращающихся мускулов и, пока остальные дети беспрерывно страдали, подчиняясь неусыпным заботам подонков, светящиеся глаза близнецов, казалось, созерцали смену опереточных декораций.

Пират грезил неподалеку от близнецов, но, стоило ему от них чуть удалиться, он сразу же пускался всеми командовать. Перу сказал, что хватит придумывать фантастические костюмы, пора применять утонченные знания на деле и сооружать ящики или какие-нибудь там бронированные клетки, которые заменят мешки для следующей партии, поскольку Луна со своими привычками и последовавший побег наглядно продемонстрировали: джутовая ткань ненадежна! Близнецы никогда не испытывали голода: Пират вызволил их из мешка и усадил за собственный стол, но они ничего не ели, более того, казалось, куски мяса и листья салата сами выскальзывали из рук, лишь стоило к ним прикоснуться, а вино и вода, которые Пират наливал перед ними в стаканы, будто сами переливались обратно в графины или же отступали в стаканах к стенкам, лишь бы только не касаться их губ. Казалось, происшествия с едой и питьем их вовсе не удивляли, они только улыбались, словно все это творилось лишь потому, что они просто рассеяны. С Пиратом они вели себя ровно так же: они смотрели на него, не видя, глядели бесцветными глазами, как бы не различая его, а Пират следил за ними взглядом, в котором читались одновременно и зачарованность, и дикий страх: их тела — почти прозрачные — словно передавали ему заряд губительной энергии, когда он смотрел на них, возникало ощущение, что собственное его тело меняется, на нем появляется какой-то величественный и гнетущий нарост — то ли рог меж бровей, то ли горб за плечами. Голые близнецы сидели напротив него, и он был не в силах обжираться, как прежде. Остальные, которых он прогнал из-за своего стола, собрались под предводительством Волка, обсуждая, что новая поимка повлияла на весь уклад, установленный Пиратом, и скоро ему будет пора виниться перед общим судом. Пират вырезал из кусочка черного фетра, найденного в чемодане Пера, две цифры — «2» и «5» — чтобы использовать их как трафареты, разместив у близнецов сначала на лбу, а потом под нижней губой, предварительно пропитав щадящими осьминожьими чернилами, которые использовали при изготовлении соусов. Ими же он раскрасил близнецам веки, чтобы было совсем незаметно, когда он наложит повязки из легчайшей ткани, что материал на самом деле просвечивает. Постричь он их решился в последний момент: фургон с пятью разгоряченными детьми уже стоял у дверей, а он вдруг взялся за ножницы. Но железо ничего не могло поделать с шелковистой массой кудрей: ножницы в них потерялись, словно иголка в стогу сена, две тонкие пластины были словно нежные пальчики девы, пробирающейся в колючих зарослях, рука вдруг обмякла, и Пират ощутил прилив необъяснимой тошноты: пытаясь распутывать волосы, он продвигался прядь за прядью все глубже, словно потроша огромную тушу или прокладывая путь в огромном облаке, и, когда в конце концов стала видна отливающая синевой кожа, он обнаружил на головах симметрично расположенные, но зеркально отражающие друг друга новые шрамы, на этот раз закругленные, но явно напоминающие уже виденные рубцы на боках.