Из железного плена - страница 36
Это, пожалуй, самое приятное за последние двадцать часов. Если бы еще и вы…
Он поднялся, держась за стул.
«И я? — подумал Ивашов, — что «если бы еще и я…»?
Александр тоже встал. Они вышли в коридор и медленно двинулись к лифтам. Кругом царила невероятная тишина и неподвижность. Даже неутомимый байцер, высунувший свою морду из ниши в конце коридора, казался каменным изваянием, сфинксом, а не быстроногим крысороботом. Когда они — проходили мимо него, Ивашов заметил, что у «травильщика» даже не двигаются проволочки-усы на металлическом носу. Видимо, Мейер каким-то образом — подавлял высокую активность этих хищных созданий ТНУ.
Таким же неторопливым шагом они дошли от лифта до квартиры Ивашова. Зайдя в кабинет, Отто рухнул в удобное кресло и расслабился. Александр видел, каких усилий стоило ему сосредоточиться.
— Вот мы и пришли, — сказал Мейер, — все в порядке.
— Как Клара?
Отто криво улыбнулся одними уголками губ и кивнул.
— И с Кларой все в порядке. Со всеми все в порядке. Только вот дружище Карл-Йорг… Его больше нет с нами.
«Странно он говорит, — подумал Александр, — Шреккенбергер не умер, и все же его больше нет с нами. Что с ним?»
Мейер устало смотрел на Ивашова, с трудом фокусируя взгляд, словно пьяный.
— Самое скверное, — бросил он, почти не шевеля губами, — самое скверное будет, если обнаружится, что это работа де Гера. Очень будет плохо, если в эту историю окажется замешанным де Гер.
Ивашов молчал, состроив понимающую мину. Мейер начал говорить что-то интересное. От усталости у него развязался язык. Если сейчас начать его расспрашивать, он наверняка опомнится и замолчит.
— А если это работа Жермена, — продолжал размышлять Отто, — то тогда придется послать к чертям всех биологов. А то они из-за взаимных распрей перетравят половину персонала Института. — Этого допустить нельзя!
Веки Мейера неодолимо тянуло вниз, и он то и дело, встрепенувшись, встряхивал головой. — Помолчав минуты две, он непонимающе уставился на Ивашова, и через некоторое время, медленно улыбнулся. Казалось, Мейер теряет нить своих рассуждений.
«Значит, Шреккенбергера отравили, — соображал Александр, — я был прав в своих предположениях. Но неужели де Гер? Впрочем, я же видел, какой странный торжествующий взгляд бросил он на Карл-йорга, когда с тем начался припадок. Что за снадобье использовал Жермен, какое действие оно оказывает на жертву? Не убивает, но, как сказал Мейер — это хуже смерти!»
— Одно хорошо… — заплетаясь, прошептал Отто, — хорошо, что с Ивашовым пока ничего не произошло…
После этих слов Мейер замер с закрытыми глазами и через минуту негромко засопел. Бессонная ночь, тревоги сморили его, едва он оказался в мягком кресле.
Александр бросил взгляд по сторонам. За окном сгустились сумерки. Плотные тучи не пропускали слабого света звезд и луны. «Такие ночи черны, словно китайская тушь, — подумал он, — это, пожалуй, идеальное время для побега. В такой кромешной тьме гнаться за беглецом очень трудно».
Пройдя в ванную, Ивашов ополоснул лицо холодной водой. Ледяные струи обожгли кожу. Освежившись, он вернулся в кабинет и приблизился к Мейеру.
— Отто, — потряс он его за плечо. — Отто, вы, кажется, заснули. Эй, Отто!
Мейер мгновенно открыл глаза и в замешательстве уставился на Ивашова.
— Что? — непонимающе спросил он. Потом бросил быстрый взгляд вокруг и все вспомнил. — Я, верно, задремал. Пардон.
Мейер поднялся и направился к двери.
— В общем, — сказал он, обернувшись, — все в порядке. Отдыхайте, герр Ивашов, и постарайтесь не огорчать нас. Надеюсь, у вас тоже все будет в порядке.
Дверь за ним закрылась без стука.
Александр немного выждал, потом подошел к информ-блоку и набрал код Клары.
— Александр? — почти сразу откликнулась на высветившемся экране девушка. — Как вы себя чувствуете?
— Все нормально, — тихо сказал он, — однако я чертовски голоден. Будьте любезны, Клара, мне просто необходимо что-нибудь съесть! Необходимо!
При этом он упорно теребил переносицу.
Часть вторая
Володин
Надоедливое гудение убаюкивало лучше всякого снотворного. Зудящий неприятный звук — проникал всюду, казалось, что от него нигде нет спасения. Мелкой чувствительной дрожью он отдавался внутри живота, поднимаясь временами каким-то комком к горлу. Если бы не эта вездесущая мелкая вибрация, Григорий уже давно уснул бы, тем более что усеянная мириадами звезд глубокая ночь давно заполнила сферу небосвода, застилая ощущение реальности своим темным покрывалом. Темнота за стеклом коверкала пространство, и если бы не размытые светлые пятна городов, казалось бы, что самолет проваливается в бездонное царство Аида.