Изабель - страница 52

стр.

– Позвольте пригласить вас на танец.

Сраженная его приглашением, Изабель слегка нахмурилась, пытаясь сообразить, как ей лучше поступить. Пребывая в легком опьянении, и заблуждении относительно степени опьянения, она пыталась припомнить, когда они успели помириться. Наконец, путём нехитрых мыслительных процессов, придя к выводу, что они все-таки не мирились, Изабель решила, что это хороший шанс всё исправить. Молча вложив свою руку в его, словно королева, одаривающая вниманием простого смертного, она позволила маркизу повести её в танце.

– Я очень рада вас видеть, – произнесла она, полагая, что настала её очередь сделать шаг навстречу.

– Не могу сказать того же в отношении вас, – слова Дэниела были словно удары хлыста.

По коже Изабель прошли мурашки надвигающейся беды. Предугадывая его ответ, она всё же рискнула спросить:

– Зачем же вы тогда здесь?

– Затем, что я чувствую раздражение и непреодолимое желание наконец избавиться от вашего назойливого присутствия в моей жизни.

Серые глаза сверкали словно молнии, нависая над Изабель.

– Кто позволил вам распространять слухи о нашей якобы помолвке?

Конечно же, он счел виноватой именно её, хотя она не имела к этому абсолютно никакого отношения. Вконец устав от постоянного чувства вины, особенно в этот момент, когда она была такой же жертвой обстоятельств, как и он, Изабель ощутила в себе силы взбунтоваться:

– С самой первой нашей встречи вы то и дело совершенно беспочвенно оскорбляете меня. Чем я заслужила подобное обращение?

Её щеки пылали праведным гневом, глаза метали искры.

– Думаю вы прекрасно понимаете за что. Вы забыли одну маленькую деталь. Когда я опровергну новость об этой фальшивой помолвке, пострадает ваша репутация.

После всех страданий и пролитых слёз, боли и мук, это стало последней каплей для Изабель. Занеся ладонь, она нанесла сокрушительный удар по лицу и мужской гордости Дэниела.

– За какое зло, я имела несчастье полюбить вас? – прошипела разгневанная богиня и умчалась прочь из залы.

Будто пораженный молнией, Дэниел застыл посреди танцующих, которые замедлили своё движение из-за сцены, произошедшей на их глазах. Но по большей части из-аз фигуры маркиза Блэкстоуна, затруднявшей их вальс.

Он недоумевал какой смысл Изабель говорить о любви, когда было очевидно, что с её стороны это всего лишь игра.

– Думаю, ты это заслужил, – обронил подошедший Джулиан, который также покинул бал вслед за своей женой.

Тот самый джентльмен, невольно ставший причиной развернувшихся событий, почувствовал ответственность разузнать у маркиза, что же теперь будет. Он был слишком храбр или слишком глуп. Скорее всего второе.

– Как я понимаю свадьба откладывается, милорд?

По всем законам мироздания, жизнь этого несчастного не должна была продлиться и десяти секунд.

– Ненадолго, – таинственно ответил маркиз и был таков.

Но иногда бывают и исключения.


Глава 18

Следующим утром Дэниел отправился в особняк Хиллов. У него была цель и у него был план по её достижению. Однако уже на входе он столкнулся с фактически непреодолимым препятствием в виде дворецкого, сообщившего, что хозяева отсутствуют и ему неизвестно куда они направились.

– Проводи меня в гостиную, я подожду, – произнес он тоном, не терпящим возражений.

– Сожалею, милорд, но мне приказано не принимать вас, – совершенно бесстрастно сообщил ему старый слуга.

Желанный гость во всех гостиных Лондона, маркиз оказался на месте жалкого просителя в доме собственных друзей.

– Тогда я дождусь их в своём экипаже, – невозмутимо кинул Дэниел, стараясь не подавать вида, как его задело это известие.

Через четверть часа в дверцу кареты постучали, и прибывший лакей передал маркизу, что его ожидает леди Хилл. Ничуть не удивленный, он последовал за слугой обратно в дом.

В гостиной возле камина словно грозная царица восседала Брижит. Изумрудно зеленый цвет платья подчеркивал её идеально белую кожу и ярко рыжие локоны. Она с подозрением вглядывалась в лицо Дэниела, и легким кивком головы пригласила того сесть напротив.

– Вам мало тех унижений, что вы уже доставили Изабель? – спросила она ледяным голосом, который мог бы заморозить какого-нибудь беднягу.