Изабелла Баварская. Приключения Лидерика. Пипин Короткий. Карл Великий. Пьер де Жиак - страница 36

Говоря это, он успел сделать то и другое и уже приготовился к бою. Герцог Туренский последовал примеру противника и, отпустив поводья лошади, прикрыл обнажённую голову щитом. Между тем латы на левой руке графа были повреждены копьем, и действовать ею он не мог. Оруженосцы, поспешившие было на помощь своим господам, увидав, что они продолжают битву, тотчас удалились.

И в самом деле, битва возобновилась с новым ожесточением. Графа Неверского не очень заботило то, что он может пользоваться только одной рукой; полагаясь на прочность своих доспехов, он смело принимал удары противника и сам непрестанно атаковал его, целясь в голову, прикрытую теперь только щитом, а удар по этому щиту был подобен удару молота по наковальне. Между тем герцог Туренский, "отличавшийся изяществом и ловкостью еще более, чем силой, кружился вокруг графа, пытаясь обнаружить уязвимое место в его вооружении и атакуя концом меча, ибо не рассчитывал добиться успеха его острием. Над полем воцарилась полнейшая тишина: в ограде слышны были только удары железа о железо. Казалось, что зрители не осмеливаются даже дышать и что вся жизнь этой замершей толпы переместилась в ее глаза, сосредоточилась в ее взорах.

Поскольку никто не знал имени противника герцога Туренского, все симпатии, все сочувствия были на стороне герцога. Голова его, затененная щитом, могла бы послужить живописцу великолепной моделью головы архангела Михаила. Беспечное выражение исчезло с его лица, глаза горели, развевающиеся волосы ореолом обрамляли лоб, между раскрывшимися в судорожном движении губами сверкал ряд белоснежных зубов. И при каждом ударе, наносимом ему противником, дрожь пробегала по рядам зрителей, словно все отцы трепетали за своих сыновей, все женщины — за своих возлюбленных.

Между тем щит герцога начал понемногу сдавать, с каждым ударом от него убавлялась частица стали, словно били не по металлу, а рубили дерево; но вот наконец он дал трещину, и герцог почувствовал, что удары, дотоле падавшие на щит, теперь обрушиваются ему на руку; скользнув по ней, последний удар пришелся в голову и слегка оцарапал герцогу лоб.

Видя, что от треснувшего щита мало проку, что меч слишком слаб против доспехов противника, герцог Туренский отскочил на своей лошади чуть назад и, отбросив левой рукой щит, а правой — меч, схватил обеими руками секиру, висевшую на луке седла, и, прежде чем граф Неверский успел догадаться о его намерениях, он налетел на него и ударил по шлему с такой силой, что застежки у наличника лопнули: граф хоть и остался в шлеме, лицо его открылось. Все ахнули, узнав графа Неверского.

В ту минуту, когда он подскочил в седле, чтобы отплатить ударом за удар, жезлы обоих арбитров упали между противниками и король громко, так, что голос его покрыл все прочие голоса, воскликнул:

— Довольно, господа, довольно!

Дело в том, что после удара графа Неверского, увидев на лице герцога кровь, герцогиня Валентина лишилась чувств, а бледная и трепещущая королева схватила короля за руку и прошептала:

— Велите прекратить поединок, ваше величество! Ради Бога, велите прекратить!..

Противники, хотя они и были ожесточены до предела, тут же остановились. Граф Неверский вложил шпагу в ножны, герцог Туренский прикрепил секиру к луке седла. Прибежали их оруженосцы: одни бросились останавливать кровь, струившуюся по лицу герцога, другие стали извлекать обломок копья, торчавший в щите графа и дошедший до самого его плеча. Покончив с этим, оруженосцы раскланялись с холодной учтивостью, словно были заняты самой безобидной игрой. Граф Неверский удалился с ристалища, а герцог Туренский направился в свой шатер за другим шлемом. Король поднялся со своего места и громко сказал:

— Милостивые государи, мы желаем, чтобы поединок на этом закончился!

Герцог Туренский повиновался и поспешил к королевскому балкону, желая получить браслет, предназначенный в награду участнику поединка. Но когда он подъехал, королева Изабелла любезно сказала ему:

— Поднимитесь к нам, ваше высочество! Чтобы придать этому подарку большую ценность, мы хотели бы сами надеть его вам на руку.