Избранница Демона - страница 52
Но когда, наконец, я пришла в себя после «представления», ярость захлестнула с головой. Я узнала Сашку в этом изуродованном теле. Я вглядывалась в него, изучая каждое изменение, что с ним произошло, и пусть его лицо сейчас вытянуто немного, и губы превратились в тонкие полоски, которые чуть приоткрыты, и оттуда выглядывают два длинных белых клыка, это меня почему-то нисколько не пугало и не вселяло отвращения, нет, я сейчас чувствовала всепоглощающую злость и ненависть к Арону.
Каждая мышца дрожала, и от напряжения во мне что-то происходило, но я не могла найти этому объяснение. Я впустила в себя эти перемены и не сопротивлялась им больше, и в этот момент мое нутро как будто жаром обдало, оно заполыхало адским пламенем, а каждая клеточка стала словно отдельный сосуд, в который наливали смешанный из ненависти и презрения коктейль. Эти сосуды переполнялись, затапливая собой близлежащие сосуды, а кровь быстрыми токами все это разносила по мне внутри.
На миг глаза резануло, будто острым серпом, и алое пламя вспыхнуло перед внутреннем взором. Я на секунды потеряла зрение, но это никак не напугало меня. Втянула в себя воздух через раздувшиеся от ярости ноздри и почувствовала запах крови, которая токами пульсировала совсем недалеко. И с каждой каплей в том сосуде, откуда ее качают, алой жидкости становится все меньше и меньше, а в месте с ней уходит и дух, что наполняет сосуд.
– Не мешай мне забрать свое! – прогремел голос Арона.
– Она не твоя, демон, она избранная и принадлежит только своему клану, только вожак имеет право на свою истинную пару.
Дикий смех проносится по залу, зрение еще не вернулось, но и без него точно узнается голос Арона. А во мне все бурлит, будто вулкан вот-вот прорвется наружу, разрывая на мелкие куски все лишние детали, что ему мешают выплеснуться наружу.
– А мне не нужна избранная или истинная, – снова смех, – ты имеешь в виду, пара для него?
Боль пронзает меня с новой силой, атакуя ту половинку подреберья, в которой находится сердце.
«Я убью тебя, демон», – сквозь зубы цежу я.
– Ему уже никто не нужен, не беспокойся, маг, а вот мне будет нужна невеста, и я пришел ее вернуть себе. Я хочу забрать Вάлери с собой. Я поставлю на ней свое клеймо, и она превратится в мою рабу и игрушку, которая будет меня развлекать до тех пор, пока не надоест, – он перевел дыхание, – и только потом я ее отдам псам, пусть она рожает мне в стаю новых волчат, которые так же будут моими рабами. Я все сказал, маг. И тебе лучше не проявлять глупость и уступить, а иначе…
Я открываю наконец-то глаза и щурюсь от того, что все вокруг такое яркое и четкое, запахи невероятно насыщенные, и обоняние мое стало чувствительней прежнего в несколько раз. Теперь чувствую все настолько остро, что даже с закрытыми глазами могу определить, откуда и от чего исходит тот или иной аромат.
Медленно втягиваю воздух в себя, мелкими глотками запуская его в легкие. Запах чужой муки разливается в груди, будто плавленая медь, и от привкуса стали начинает подташнивать. Волки. Это от них идет весь этот смрад отчаяния и страданий. Снова перед глазами их поломанные туши, и кажется, что они мертвы вовсе, но на самом деле, в них еще теплится жизнь, которую без зазрения совести из них вытягивает сила Арона. Какой же он гад ползучий.
А демон смотрит на меня и скалится своей белозубой улыбкой, будто хочет мне что-то этим сказать или показать, но я не понимаю. Смотрю то на мага, то на волков, то на демонюгу и теряюсь. Последний, на ком останавливается взгляд, это Сашка. Небывалая тоска разрывает сердце, будто терновыми шипами, от нее выть охота во всю мощь.
– А, я вижу, невеста моя меняется, – голос Арона с протяжными шипящими звуками, словно у аспида, впивается мне в уши, и я морщусь от неприятного ощущения.
– Это тебе кажется, демон, – отвечаю ему и тут же прикусываю язык от того, что мои слова кажутся слишком дерзкими даже мне.
Ежки-матрешки. Шиплю из-за того, что мякоть языка стала неожиданно слишком чувствительной, и я его прикусила чуть сильней, чем хотела. Провожу им по губам, чтобы хоть как-то отвлечься от рези, которая полоснула язык, и ощущаю, что они слишком сухие сделались, чуть ли не до корочек.