Избранницы - страница 8

— А я никогда не видела гуслей. Это, наверно, какой-нибудь старозаветный инструмент, правда? «Кимвалы громогласные» — вот тоже смешное название. Если бы какой-нибудь святой сегодня составлял псалом, то он должен был бы все эти инструменты заменить на скрипки, фисгармонии, пианино… ну, и рояль.

— Нет, — возразила Зуля. — Нельзя говорить в псалме: «Хвалите его на рояле», потому что на рояле играют фокстроты и другие легкомысленные вещи.

— А мой дядюшка-органист играл фокстроты на орга́не! — запальчиво воскликнула я. — Как только нет людей в костеле, так он садится за орган и начинает исполнять вальсы, танго, фокстроты и другие штуки.

— Это значит, что твой дядюшка — светский человек, а органист не должен быть таким, — печально произнесла Зуля.

— Не перебивай, Зуля! — воскликнула Йоася. — Мне очень нравится, что она говорит. Я буду думать об этом в постели и скоро засну. Что же еще такого интересного делал твой дядюшка?

— Ну, если идет молебен с участием епископа, — врала я, — то дядюшка играет одним пальцем: «А ку-ку! А ку-ку!»…

В столовую просунулась круглая физиономия сестры Дороты.

— Сестра-воспитательница сказала, чтобы вы шли спать.

В полном молчании шагали мы по лестнице. Дом казался совершенно мертвым и глухим. Спальня обдала нас холодом. Несколько малышек поскуливало под одеялами, жалуясь на мороз.

Казя разделась и, пожелав всем спокойной ночи, продолжала с тяжелым вздохом:

— О боже, как тоскливо, какая ужасная тоска!..

— Это потому, что холодно, — пожаловалась Владка. — Сабина топила печь. Сабина, почему не подбросила побольше шишек?

— Они были мокрые и сильно дымили. Мне пришлось все выгрести из печи, — слезливо пробурчала Сабина, снимая чулки.

— Нужно было снова затопить!

— Таля!..

Над грязной постелью показалась и поманила меня тоненькая ручка Людки. Девочка уже несколько дней лежала с высокой температурой. Все медицинские познания наших монахинь были направлены на оказание помощи больной девчушке: ей делали припарки из зельев, горячие компрессы с овсом, холодные компрессы; ее даже остригли наголо, но все это мало помогло, и Людка собственными силами не могла уже подняться с кровати.

— Таля, подойди ко мне…

Я присела на койку больной.

— Расскажи, как там было на кулиге.

— Сейчас скажу. Одеты мы были, как трубочисты. Длинные черные плащи, идиотские береты, ужасные шарфики…

На глазах малышки выступили слезы.

— …а ко всему этому — тесные, мерзкие сани. У всех нас онемели ноги…

— Убирайся отсюда! — резким движением Гелька стащила меня с кровати. — Неправда, Людочка! Она лжет! — Гелька погладила девчушку по голове. — Все мы получили новые свитеры и шапки.

— И на меня тоже? — обрадованная, просиявшая Людка присела на койке.

— Тоже. Спрячь руки под одеяло, а то замерзнешь!

— А ботинки получили?

— Получили.

— Какие?

— Ну… такие, красивые. Тоже новые. Когда поправишься, увидишь. Не открывай шею, а то будешь кашлять еще сильнее. Талька, Зоська, идите-ка сюда, дьявол вас подери. Посмотрите, какое одеяло! Снимите с других коек! Она вся трясется от холода!

— Да мне, наоборот, жарко, — закапризничала больная. — Рассказывай дальше. Как там было?..

— Прошу не толпиться здесь. Вы отнимаете у Людки свежий воздух. А ну, отойдите от койки!

Это сестра Алоиза, незаметно вошедшая в спальню, отстранила рукою столпившихся возле больной девчат и сама склонилась над Людкой.

— Как чувствуешь себя, моя дорогая? Матушка-настоятельница прислала тебе на ночь компот из вишен.

Сестра Алоиза поставила на столик возле Людкиной кровати стакан компота и тарелку с двумя ломтиками белого хлеба. Поправляя у больной на ногах одеяло, она спросила:

— Прошлой ночью тебе не было холодно? Ты не кашляла?

— Немножко кашляла. — Людка, обрадованная вниманием, улыбнулась.

— А о четках не забыла?

— Нет…

— А как ты читала молитвы — лежа или на коленях?

— Лежа, — призналась пристыженная девчушка.

Монахиня села на койку и, нежно прижимая к себе руку ребенка, начала:

— Святая Терезка тоже была слабого здоровья, в детстве часто болела. Однако и больная, она никогда не забывала о четках и читала молитвы не лежа, а на коленях. С этого и началась, как позднее она прекрасно выразилась в своей «Истории души», ее маленькая дорога на небо. Небольшие жертвы, лишения, которыми она покоряла сердце господа Иисуса и завоевывала любовь божьей матери…