Избранники вечности. Тетралогия - страница 33

Но вообще-то такая мысль уже очень давно крутилась у меня в голове, слишком уж привлекательными казались для простого человека способности сверхсущества, даже отец это отмечал. Но вот осуществить задуманное оказалось не так-то и просто. Во-первых, я до сегодняшнего дня толком и не знал, что нужно для этого сделать. Во-вторых, постоянно казалось, что сейчас не время, то одни проблемы то другие, да и, честно говоря, неизвестность страшила. В-третьих, не так-то просто найти вампира готового поделиться с тобой кровью. Скорее, он просто выпьет тебя, как бокал шампанского, и бросит в подворотне мертвой кучей. К тому же, при всей моей наблюдательности, даже из клиентов отца, в большинстве случаев, я лишь весьма предположительно мог сказать, что тот или иной из них вампир, и то скорее руководствуясь временем суток, когда происходили их деловые встречи. Так что это большая удача, что Габриэл, такой древний и, понятно, очень влиятельный вампир, обладающий аристократическими манерами и холодным сердцем, согласился помочь моему отцу.

И все-таки, я, в конце концов, решив, что тянуть дальше с принятием решения становится опасно (я ведь не знал точно, сколько вампирская кровь работает в организме), достал из закрытого ящика стола отцовский браунинг. Где хранился ключ, я давно знал, отец перестал его прятать с тех пор, как мы с Наоми стали достаточно взрослыми, чтобы осознавать, что оружие — это не игрушка. Повертев его в руках некоторое время, собираясь с духом и еще раз взвешивая все за и против, я одновременно прикидывал, как бы это лучше сделать, куда выстрелить, чтобы и сразу наверняка, чтобы не мучиться, но, чтобы и не так страшно было. Я, признаться, отчаянно трусил на тот момент. Неизвестно, сработает ли мой замысел или нет. А решиться на самоубийство оказалось не так-то и легко. И как только некоторые идут на это добровольно и окончательно?

Я прислушался, не проснулся ли отец в гостиной. Мне сейчас меньше всего хотелось бы, чтобы он застал меня за этим занятием. Но измученный мой родитель спал крепко, чего не случалось уже много дней. Как же мне не хотелось вновь доставлять ему страдания, я ведь прекрасно осознавал, что, зная, с кем имеет дело, он не зря оберегал меня от подобных контактов, и меньше всего на свете он хочет, чтобы его сын превратился в адское создание ночи и пил человеческую кровь. Тем более, после всего, что произошло с ним за последнее время. Ведь я — это все, что у него осталось в жизни. Но как бы там ни было, интуитивно у меня была стойкая уверенность, что все совсем не так трагично, что если я выживу и стану сильным и быстрым, то жизнь моя повернется совсем по-другому, может стать гораздо лучше, красочней, как бы парадоксально это ни звучало.

Не знаю, откуда у меня взялись такие мысли и насколько высока вероятность, что так и будет на самом деле, но отступать от задуманного я больше не собирался. Спрятав браунинг в карман, я вышел в гостиную, посмотрел на спящего отца, на его заломленные в страдании брови, не разгладившиеся даже во сне, мысленно на всякий случай простился с ним и вышел из дома. Время поджимало. Был дорог каждый час, но не мог же я потревожить его сон и разбудить его оглушительным выстрелом. Боюсь, мой старик не переживет зрелища сына с кровавой дырой в голове. Нет, раз уж принял такое страшное решение, то никого больше рядом быть не должно. Сам заварил кашу, сам и расхлебывать буду. К тому же, это защитит моего отца от реакции древнего вампира. А то, что она будет весьма и весьма неположительной, я не сомневался. Пусть будет понятно, что Гаэтан ничего не подозревал о моем решении, как и есть на самом деле, тогда я смогу всю ответственность взять на себя.

Правильность принятого решения грела мое пока еще бьющееся сердце, и я быстро добрался до своей квартиры в районе Вандомской площади. Закрыв тщательно все окна и двери, чтобы как можно сильнее заглушить шум выстрела, я потушил свет. Почему-то в темноте было не так страшно, терялась сама реальность происходящего, и мозг воспринимал все как какую-то игру, а не как по-настоящему ужасающий поступок, на который я сейчас готов был уже пойти.