Избранники времени. Обреченные на подвиг - страница 26

стр.

Правда, выбор машины он все еще не сделал – уж очень не хотелось лететь на этой одномоторке АНТ-25, хоть и удачно блеснула она в чкаловском перелете на Дальний Восток. Но другой машины на горизонте пока не виделось. «Ничего, машина найдется, а остальные пусть не суетятся» – утешал себя Сигизмунд Александрович.

Однако Чкалов и Байдуков после нашумевшего перелета уступать первенство никому не собирались и это право прочно закрепляли за собой.

Потянулся к этой трассе и М. М. Громов.

Михаил Михайлович вскоре после рекордного полета по замкнутому маршруту уже был готов в паре с другим выдающимся летчиком-испытателем и рекордсменом, Андреем Борисовичем Юмашевым, к захвату рекорда дальности и по прямой – самого престижного из всех других авиационных достижений. Но прямую с выходом за пределы Советского Союза, как оказалось, не так-то просто было найти: то Бразилия к себе не пускает, то Австралия возражает – на задворках цивилизованного мира «красных» боялись как огня.

Согласилась на прием Французская Гвиана – ничтожно маленькое, населенное индейскими племенами колониальное государство, приткнувшееся, как муха, на берегу Атлантического океана. Заросшая джунглями, гористая и дождливая диковатая колония – куда садиться? Найдется ли там подходящая площадка? Ведь посадка с поломкой самолета лишает летчиков права на рекорд. Михаил Михайлович ту Гвиану не просил, но кто-то для него постарался. Даже попасть после длительного полета над безориентирным пространством в эту географическую крапинку, не задев воздушных границ других стран, не так-то просто. Да и поймут ли там местные аборигены, откуда и зачем прилетел сюда этот красный длиннокрылый самолет?

Другое дело – Соединенные Штаты. Это – на весь мир! Американцы обожают сенсации. Они сумеют оценить и авиационные достижения советской страны, и летное мастерство наших летчиков. Да и уровень трудности пути украсит этот полет: мало того, что рекорд, так еще через полюс!

Были тут и государственные соображения – хотелось помочь более тесному сближению двух стран, к тому времени еще не окрепшему.

Пока же Михаил Михайлович помалкивал, поддерживал, так сказать, «состояние присутствия» и намерений своих не раскрывал. Это раздражало чкаловский экипаж, опасавшийся взрыва громовской активности в решающую минуту, когда он вдруг, обойдя всех, может оказаться в лидерах и захватить первенство, как это с ним уже не раз бывало.

Не найдя поддержки, постепенно расстался с Гвианой и Юмашев. Он отошел от Громова и теперь просил дать ему одну из двух рекордных машин для самостоятельного полета через Исландию и Нью-Йорк на Мексику. Но на все личные обращения, письма и рапорты – никакой реакции. Никто ничего не решал. Все депеши стекались к Сталину с наркомовскими резолюциями и сопроводительными записками, мало чем отличавшимися друг от друга: «Направляю на Ваше усмотрение», «Прошу Вашего решения». Ни мнений, ни предложений. А у Сталина, видимо, были свои замыслы…

Леваневский, однако, в неведении был недолго. Однажды, в середине апреля, при случайных обстоятельствах он буквально наткнулся на информацию о новом четырехмоторном бомбардировщике инженера Болховитинова – ДБ-А, рассчитанном на дальность полета до десяти с половиной тысяч километров. Машина, правда, была еще в работе, как ему сообщили, проходила испытания, но уже с год как совершает полеты и, по уверению причастных к этому делу людей, за полтора-два месяца может быть доведена до полной готовности к дальнему перелету.

Кое-кто уверяет, будто это Байдуков снабдил Леваневского такими драгоценными сведениями, но текущие события того времени свидетельствуют об обратном: Байдуков был решительно против привлечения ДБ-А для дальнего перелета в 1937 году. Уж он-то машину знал не по слухам.

Как бы то ни было, Леваневский в ту же благословенную минуту познания долгожданной и драгоценной новости окончательно отрекся от АНТ-25 и, еще не видя своей новой избранницы, был всецело поглощен перспективой предстоящего на ней перелета. А спустя месяц он, все еще не сведя контактного знакомства с ДБ-А, направил письмо Сталину, уведомляя его о своем выборе и обращаясь с просьбой разрешить ему перелет в Америку в составе прежнего экипажа – Леваневский, Байдуков, Левченко.