Избранное - страница 4
Максим нащупывает топор, что стоит у дверей.
К а т е р и н а. Паночек, любятся они… Пощади!
К л а у с. Считаю до трех: айн… цвай…
К у з ь м а (заглядывает в погреб). Выходи, Надя: што будеть, тое и будеть…
М и х а с ь (кричит). Что — будет?! Или вы не знаете, что будет?!
К л а у с. Halt’s Maul, Schweinehund![13]
Появляется Н а д е й к а, Клаус подает ей руку.
(Ласково.) Битте, фрейлейн Надя, и не надо бояться. Я хороший немец. У меня нет рогов. Я не кусаюсь. Меня даже можно немножко полюбить. (На Михася.) И не надо думать о том, что у него вырастут рога. (Хохочет. Обрывает смех. Кузьме и Максиму.) Комиссары? Большевики? Колхозники?
К а т е р и н а. Перекрестись, паночек! Какие мы комиссары? Ни читать, ни писать. При поляках батрачили, ну а как Советы пришли, то, известно, в колхоз пошли, как и все. (На Кузьму.) А он вот, человек мой, только из тюрьмы вернулся. Паночек, а может, я молочка принесу, яйки?
К л а у с. Яйки — гут! (Кузьме.) За что сидел?
К а т е р и н а. Да ни за что, можно сказать. (Михасю и Надейке.) Идите, деточки, погуляйте. (Подталкивает их к двери.) Дайте взрослым слово сказать. Садися, паночек, а я тем часом… (Хочет выйти вместе с Михасем и Надейкой.)
К л а у с (командует). Nicht rausgehen![14] Никто никуда не уходит! (Кузьме.) Так за что сидел?
К у з ь м а (неохотно). Сколько я там сидел…
К л а у с (строго). Я спрашиваю — не сколько, а за что.
К у з ь м а. Как наши в тридцать девятом пришли, границу за Неманом установили. Вся моя родня на том берегу и оказалась. Пожили при Советах недельку-другую, а мне и подумалось: как они там, сродственники… под поляком и под немцем сразу. Решил навестить — стежки-дорожки известные. Туда прошел — ни наши, ни ваши и ухом не повели.
К а т е р и н а. Ага, а назад идучи…
К у з ь м а. Назад под мухой был.
К а т е р и н а. Ваших обошел, а свои взяли. И чтобы больше не ходил, трошечки посадили.
К л а у с. Ну и как сиделось?
К у з ь м а. Почему — сиделось? Работалось…
К а т е р и н а. Он у меня работящий… Минуты не посидит. А в хозяйстве так оно…
К л а у с. Ты нужный мне мужик, Кузьма. Мы с тобой будем устанавливать новый порядок.
К а т е р и н а. Разве ж мы супротив порядка. Только бы вы Надейку не трогали. Дитя еще горькое…
К л а у с. Не попробовав горького, не узнаешь сладкого. (Неожиданно обнимает Надейку.)
Н а д е й к а (испугавшись). Мама!!! (Отскакивает в сторону.)
Клаус весело хохочет. С улицы доносятся шум машины, треск мотоциклов, немецкие команды: «Achtung! Stillgestanden! Herr General, Soldaten machen Morgentoilette».[15]
К л а у с (выглянув в окно). Mein Gott
Вальтер в штатском костюме. Ганс в форме оберштурмфюрера СС. На Берте тоже эсэсовская форма, но без знаков отличия.
Мутти! (Обнимает и целует мать.) Мой генерал! (Раскидывает руки для объятий.)
В а л ь т е р (строго). Кругом — марш!
К л а у с осознает, что он без мундира, и убегает. Берта и Ганс смеются.
(Снисходительно.) Черт знает что…
За спиной у офицеров выстраивается небольшой армейский о р к е с т р. Играют бравурную музыку. Автоматчики сгоняют л ю д е й на площадь.
Среди них оказываются М а к с и м, М и х а с ь, Н а д е й к а, К а т е р и н а, П о л и н а.
В а л ь т е р (подходит к рампе и вскидывает руку в фашистском приветствии). Зиг!
С о л д а т ы (в глубине сцены). Хайль!
В а л ь т е р. Зиг!
С о л д а т ы. Хайль!
В а л ь т е р. Зиг!
С о л д а т ы (поддержанные оркестром). Хайль! Хайль! Хайль!
В а л ь т е р (поднимает руку). Солдаты! Сопротивление врага сломлено на всех фронтах. Большевистская Россия разваливается как глиняный колосс. Войска фюрера неудержимой лавиной катятся на восток. Сегодня семнадцатый день войны. А кампания фактически выиграна за четырнадцать дней!
С о л д а т ы (под оркестр). Зиг хайль! Зиг хайль! Зиг хайль!
В а л ь т е р. Мы вправе считать, что это была самая дешевая война в истории Германии. А сберечь один пфенниг — все равно что найти два.
С о л д а т ы. Хайль Гитлер! Хайль Гитлер! Хайль Гитлер!
В а л ь т е р. Мы, арийцы, после этой войны заставим блевать кровью весь мир… Германия — превыше всего!