Избранное - страница 12

В конце 1921 года партия взялась за восстановление разрушенной промышленности Украины. Кольцо военных фронтов разжалось, и я перешел в Главметукр, председателем коллегии Главного управления металлической промышленности. Восемьсот заводов подчинялись Главному управлению, и все восемьсот заводов выделывали в те дни лопаты, вилы и зажигалки. По всей Украине стояли погасшие домны. Мы начали с восстановления шахт у рудников. Руда лежала на эстакадах. Я объезжал заводы Луганска, Екатеринослава, Юзовки, — совсем недавно мы проходили эти места на бронепоездах, тачанках, конях и в пешем строю, а сейчас должны были восстановить домны, мартены, прокатные станы и механические цехи. Первую домну мы зажгли в Юзовке. Она с трудом находила себя; казалось, она разучилась расплавлять руду. Дважды мы садили «козла», губили плавку. Мы зажгли ее в третий раз, и домна дала чугун. Я видел, как пошел первый, ослепительно сверкавший чугун юзовской домны.

Уже тогда я мечтал создать заводские комбинаты, в которых сосредоточить все производство — от сырья до готовой продукции. Это была моя техническая концепция. Вскоре меня отпустили учиться. Три месяца я большей частью провел дома, окруженный книгами, — я с трудом вчитывался в давно забытые страницы, но все же успешно сдал коллоквиум и был принят на первый курс Харьковского технологического института. Наконец-то я овладею науками, изучение которых я некогда начал в Питере, на Разъезжей…

Все шло превосходно, я сдал в течение года зачеты по высшей математике, сдал начерталку, физику, химию и готовился сдавать сопротивление материалов. Делегатом Харьковской партийной конференции я приехал в Москву, прервав на время занятия. Шел XII съезд партии. Когда я вернулся в Харьков, готовясь к сдаче сопротивления материалов, мне предложили выехать в Екатеринослав секретарем губкома. Я пробовал отбиться — дайте доучиться! — но мне вторично предложили немедленно выехать. Учеба снова была прервана.

Три месяца я прожил в деревне, прислушивался к голосу крестьян, изучал их нужды и настроения, и когда приехал в город, где много доменных и мартеновских печей еще бездействовало, я легче различал и понимал, откуда идет расхлябанность. С разбродом и мелкобуржуазностью мы столкнулись в те дни, когда повышением норм ударили по расхлябанности. Утром о повышении норм стало известно на Брянском заводе, а к вечеру забастовали прокатчики девятого привода. Прокатчики играли на цеховых интересах рабочих одного стана, они встали на дыбы, едва лишь мы стали наводить порядок и пролетарскую дисциплину.

Девятый привод прекратил работу и звал к этому всех рабочих. Но на мартенах продолжали работать. Для нас всех стал вопрос: или мы сдадим позиции и потянемся на поводу мелкобуржуазно настроенных рабочих, или мы выстоим, поведем борьбу с расхлябанностью. Дирекция издает приказ: уволить всех рабочих девятого привода и начать новый набор честных рабочих, которым дороги интересы всей революции. Утром весь девятый привод подошел к заводским воротам, они останавливали рабочих других цехов, они кричали на седого Литовко, предзавкома, который вошел в толпу, разъясняя всем смысл происходящей борьбы, они избили, бросили его наземь. Они готовы были опрокинуть железные ворота, но мы дали приказ не пропускать. К вечеру в заводской школе открылся митинг делегатов рабочих всего завода. Девятый привод не расходясь стоял за воротами, ожидая результатов митинга. Я указал на Литовко, рабочего-большевика.

— Когда они били Литовко, — сказал я, — они били советскую власть. Литовко защищал революцию от расхлябанности мелкой буржуазии. Новые нормы — это заслон против анархии в производстве, тот, кто выступает против них, тот опрокидывает этот заслон. Во имя революции мы не будем считаться с цеховыми интересами рабочих одного стана, среди которых затесались и шкурники. Партия призвала рабочий класс помочь очистить партию от мазуриков и примазавшихся. Сейчас партия помогает вам очиститься от присосавшейся мелкой буржуазии, которой пролетарская дисциплина не по сердцу.

К воротам вышла делегация митинга и сообщила свое решение: