Избранное - страница 18

Наказание за грех было неминуемо, и родителям Когин наутро отрубили головы. Дочь, прослышав о случившемся, тоже явилась с повинной, и ее предали казни. Когин знала, что, где бы она ни пряталась, ее рано или поздно нашли бы, но все равно скрывалась. «А ведь приди она вовремя, жизнь ее родителей была бы спасена, — говорили люди. — Вот уж поистине злодейка, каких свет не видал!» И все, как один, ее ненавидели.

И в сутрах говорится: «Жизнь человеческая подобна пузырькам пены на воде». Волны движимы ветром, а сердце человеческое сбивают с толку дурные друзья-приятели.

В большой гавани Тоба, в провинции Исэ, жил один небогатый кузнец по имени Тонай, ковавший крючки для рыбаков. У него был единственный сын по имени Тоскэ, отец обучил его тому же ремеслу, и сын стал ему опорой в старости. Уж так заведено в нашем бренном мире — родители о детях пекутся, а дети выполняют свой долг, почитая родителей.

На том же побережье проживал тогда человек по имени Камбэя, совсем недавно разбогатевший. Он построил большой корабль под названием «Счастье» и вел крупную торговлю с Эдо. На корабле этом служило множество молодых людей. Тоскэ, завидуя им, решил оставить прежнее ремесло и наняться на корабль. Родители сильно опечалились.

— Заработок добывают самыми разными путями, но нет опаснее ремесла, чем плавать по бескрайним морским просторам, ведь жизнь у тебя одна, а ты подвергаешь ее опасности; оставь это намерение, — всячески увещевали они сына, но Тоскэ не слушал. Провожая сына в путь, они оплакивали его, как покойника, и слезы их разливались, как море, расстилавшееся перед глазами, но Тоскэ не был тронут горем родителей.

— Хочу посмотреть Восточные провинции, уж отпустите меня одни разок, — сказал он и с этими словами уехал.

И ветреными вечерами, и в дождливые утра родители тревожились о сыне, всем богам моленья возносили, всем буддам на поклонение ходили. Позабыв о собственной загробной жизни, они молились теперь лишь о благополучии сына здесь, на земле, в этой жизни, и просили только, чтоб он избежал опасностей.

И вот на следующий год корабль благополучно возвратился в гавань Тоба вместе с весенним ветерком. На радостях, что вновь увидели сына, родители устроили праздничный пир. Тоскэ, сидя на пиру, клялся на все лады:

— Больше я никогда не буду плавать на корабле, потому что это неугодно моим родителям.

Но хоть на словах он успокаивал стариков, в глубине души и не думал отказываться от путешествий.

Стремиться к наживе свойственно человеку, но на сей раз безрассудными помыслами Тоскэ двигала страсть. Во время первого плавания в Эдо корабль останавливался в гавани Симода в Идзу. Там Тоскэ вступил в связь с одной женщиной из веселого квартала, и вот из-за этого он бросил родной дом, даже ни с кем не попрощался и, воспользовавшись тем, что нашлось судно, отплывавшее в Восточные провинции, уехал туда.

Была середина осени, в небе клубились грозные тучи. Погода не предвещала ничего хорошего. И вот начиная с часа Тигра задул тайфун. Девять дней судно носилось по воле ветра, ночь ото дня можно было отличить только по лунному свету. Люди, утерявшие присутствие духа, были словно в кошмаре, как вдруг они почувствовали, что днище судна коснулось мели. Все пришли в себя, а как осмотрелись — видят: растения, очень похожие на те, что растут на родине, в Японии, но листья камышей большие, как на банановых деревьях, а среди камышей пасутся животные с загнутыми назад рогами, наверное, буйволы, о которых они слыхали. Были там и люди, но с крыльями, голоса их звучали точно собачий лай, а уши длиною превышали дзё. Все в них было непривычно, вид диковинный, и когда эти мерзкие существа скопом приблизились к кораблю, все невольно сжались от ужаса. Моряков на корабле было тридцать два. Давно уже не видя вокруг ни гор, ни сел, они не в силах были сдержать слезы, хоть и были суровыми мужчинами.

Рис у них еще оставался, но вода кончилась. Когда им хотелось пить, они открывали большие бочонки сакэ «Итами» или «Коноикэ», вмещавшие четыре то. И хоть горестно было на душе, но хмель помогал забыться. Один пел песню «Кисть оленя», другой читал сутру Каннон, третий декламировал нараспев балладу. А непьющие доставали из багажа дорожную тушечницу, подливали в нее воды и писали заклинания. Один, вынув серебряные и золотые монеты, пересчитывал их, причитая: