Избранное - страница 22
к земле – на помощь – планеты.
Еще молчит тишина,
но ввысь – мечты и желания,
и вот провозглашена
Великая Океания.
А где-то, как жар валюты,
на самой глухой из орбит,
солнце кровавым Малютой
отрекшееся скорбит!
1917
И вот опять все то же
Как черви, плоски и правы,
столпились людские истины,
но гневно краснеют травы,
и лес истлевает лиственный.
Про эти зеленые войны
какой сообщу редакции?
Ведь слишком густой и хвойный
победой в своих рядах сиял.
Как ставят иконе свечку –
я штык навинчу и вычищу:
иди ко мне, человечку,
большой и злой человечище.
Травой обгорелой стань
ты, голос, глухой меж прочими,
и боль оборви, гортань,
кровавыми свежими клочьями.
А ты, тишина, – ори
и новому миру радуйся
в жару осенней зари,
в горячечном белом градусе!
1914
Стихи сегодняшнего дня
1
Выстрелом дважды и трижды
воздух разорван на клочья…
Пули ответной не выждав,
скрылся стрелявший за ночью.
И, опираясь об угол,
раны темнея обновкой,
жалко смеясь от испуга,
падал убитый неловко.
Он опускался, опускался,
и небо хлынуло в зрачки.
Чего он, глупый, испугался?
Вон звезд веселые значки,
А вот земля совсем сырая…
Чуть-чуть покалывает бок.
Но землю с небом, умирая,
он все никак связать не мог!
2
Ах, еще, и еще, и еще нам
надо видеть, как камни красны,
чтобы взорам, тоской не крещенным,
переснились бы страшные сны,
Чтобы губы, не знавшие крика,
превратились бы в гулкую медь,
чтоб от мала бы всем до велика
ни о чем не осталось жалеть.
Этот клич – не упрек, не обида!
Это – волк завывает во тьме,
под кошмою кошмара завидя
по снегам зашагавшую смерть.
Он, всю жизнь по безлюдью кочуя,
изучал издалека врагов
и опять из-под ветра почуял
приближенье беззвучных шагов.
Смерть несет через локоть двустволку,
немы сосны, и звезды молчат.
Как же мне, одинокому волку,
не окликнуть далеких волчат!
3
Тебя расстреляли – меня расстреляли,
и выстрелов трели ударились в дали,
даль растерялась – расстрелилась даль,
но даже и дали живому не жаль.
Тебя расстреляли – меня расстреляли,
мы вместе любили, мы вместе дышали,
в одном наши щеки горели бреду.
Уходишь? И я за тобою иду!
На пасмурном небе затихнувший вечер,
как мертвое тело, висит, изувечен,
и голубь, летящий изломом, как кречет,
и зверь, изрыгающий скверные речи.
Тебя расстреляли – меня расстреляли,
мы сердце о сердце, как время, сверяли,
и как же я встану с тобою, расстрелян,
пред будущим звонким и свежим апрелем?!
4
Если мир еще нами не занят
(нас судьба не случайно свела) –
ведь у самых сердец партизанят
наши песни и наши дела!
Если кровь напоенной рубахи
заскорузла в заржавленный лед –
верь, восставший! Размерены взмахи,
продолжается ярый полет!
Пусть таежные тропы кривые
накаляются нашим огнем…
Верь! Бычачью вселенскую выю
на колене своем перегнем!
Верь! Поэтово слово не сгинет.
Он с тобой – тот же загнанный зверь.
Той же служит единой богине
бесконечных побед и потерь!
[1919]
Первомайский гимн
Была пора глухая,
была пора немая,
но цвел, благоухая,
рабочий праздник мая.
Осыпаны снегами,
окутаны ночами,
встречались мы с врагами
грозящими очами.
Но встал свободы вестник,
подобный вешним водам,
винтами мрачных лестниц
взлетевший по заводам.
От слов его синели
и плавились металлы,
и ало пламенели
рабочие кварталы.
Его напевы проще,
чем капли снеготая,
но он запел – и площадь
замолкла, как пустая.
Рабочие России,
мы жизнь свою сломаем,
но будет мир красивей
цветущий Первым маем!
Не серый мрамор крылец,
не желтый жир паркета –
для нас теперь раскрылись
все пять объятий света.
Разрушим смерть и казни,
сорвем клыки рогаток, –
мы правим правды праздник
над праздностью богатых.
Не загремит «ура» у них,
когда идет свобода.
Он вырван, черный браунинг,
из рук врагов народа.
И выбит в небе дней шаг,
и нас сдержать не могут:
везде сердца беднейших
ударили тревогу.
Над гулом трудных будней
железное терпенье
полней и многотрудней
машин шипящих пенья.
Греми ж, земля глухая,
заводов дым вздымая,
цвети, благоухая,
рабочий праздник мая!
1920
Кумач
Красные зори,
красный восход,
красные речи
у Красных ворот,
и красный,
на площади Красной,
народ.
У нас пирогами
изба красна,
у нас над лугами
горит весна.
И красный кумач
на клиньях рубах,
и сходим с ума
о красных губах.
И в красном лесу
бродит красный зверь…
И в эту красу