Избранное - страница 26

Вернувшись, у крыльца хвастливо рассказывали Оле, сбивая с лыж налипший снег, как быстро шли в этот раз.

Тут же, на холодной веранде, обнаружилось, что один из лыжников слегка обморозил ухо; появившийся в сопровождении директора ночевавший на даче врач запретил — независимо от погоды — задуманный Митей большой костер. Старший вожатый растирал снегом ухо малыша, цедил сквозь зубы:

— Богов много на нашу голову, каждый командует.

— Но ведь мы же оздоровительный лагерь, — язвительно напомнила Оля. — И ведь ты сам больше всех любишь командовать.

Заметив, что Митя чрезмерно увлекается физической закалкой, она стала часто становиться на сторону врача. Пусть старший вожатый не думает, что он непогрешим. Врач, наезжавший из города в розвальнях, искал в первую очередь Бородина, а провожала его обычно на крыльцо Оля, совала ему напоследок записку для мамы. И уже из саней он кричал:

— Так я надеюсь на вас, Кежун! Вам можно доверять.

В числе «богов», омрачавших Митино существование, первым номером шел даже не врач, а ехидно-льстивая кастелянша. Она досталась ребятам от летнего дома отдыха. Встречая Митю с Олей на территории, она улыбалась тусклыми глазами и с притворством слуги осведомлялась: «Прогулялись?» Каждый раз, как заведенная: «Прогулялись?»

Можно бы не замечать, но каждый раз! И как при этом особенно провожает их взглядом! Она одна во всем лагере как будто бы владела тайной их отношений и этим притворно-ласковым осведомлением: «Прогулялись?» — давала им понять, что тайну они не могут скрыть и что от нее, от кастелянши, зависит сделать ее всеобщим достоянием. Очень было противно — привычная угодливая лесть и приписывание, буквально навязывание тебе барства. А ты совсем не барчук и не «прогулялся», а хлопотал насчет бани в колхозе. Надо бы отучить ее. Лучше всего завтра же при встрече вдвоем в один голос спросить: «Прогулялись?» Но завтра встречали и не решались — только Митя что-то отрывисто басил в ответ на ее улыбочки.

Однажды, проводив взглядом кастеляншу, Митя высказался от души:

— Самые скверные люди на свете те, кто презирает собственное дело.

— Почему ты решил, что она презирает?

— Что ты, не видишь?

— А я, Митя, не презираю?

— Иногда не чувствуешь ответственности. Это совсем другое.

Дни летели стремглав. Вторник, среда… Страшно подумать, что скоро возвращаться в город. В последний день Митя никого не выпускал из дома — организовал баню. Оля насмешничала.

— Этот гордец, — сказала она Мите, показывая на него же указательным пальцем, — решил представить ребят родителям в образцово-показательном виде, выкупанными и причесанными волосок к волоску.

Митя носился по дому в хозяйственных заботах, кастелянша за ним не поспевала.

У маленькой Сибилли от этой глупейшей бани разболелся зуб. Оля измучилась не меньше Сибилли от ее жалоб и слез, испытала все средства. Ничто не помогало. В порыве отчаяния она не нашла ничего лучшего, как взять ее на руки и, укачивая, ходить из угла в угол.

Митя заглянул в зал — Оля ходит, носит Сибиллю на руках.

— Тебе тяжело, Наперсток, надорвешься.

Через полчаса Митя второй раз заглянул:

— Ну, что?

— Утихла.

В памяти Мити навсегда остались малиновый бархат портьер, оледенелые стекла, за окнами в серебряной пыли морозного дня солнце. И Олины шаги по пустынному залу. И ножки Сибилли в башмачках торчат из-под Олиных рук.

Наступил последний вечер перед отъездом — позднее время, когда все угомонились и уже погашен свет в доме. Впервые за две недели вожатые, уложив маленьких, разрешили себе не разойтись по спальням, остаться вдвоем. Сидели на оледенелой веранде на высоких «козлах», забытых здесь со времени предзимнего ремонта. Электрический свет квадратами освещал искрящиеся стекла веранды. Со двора слышался мерный звук пилы — в последний раз готовили дрова завхоз и сторож.

— Знаешь, — сказал Митя, — с тех пор как к тебе присматриваюсь, я и в своем характере кое-что понял.

— О чем ты?

— Как ты убаюкивала Сибиллю. Это, конечно, пустяк, но, знаешь, в жизни всякое будет. Так и надо — когда сильно чего-нибудь хочешь, не останавливаться, не размышлять: нужно — не нужно, посильно — не посильно, поможет — не поможет. А всю душу вложить — и поможет!