Избранное. Романы - страница 27

Слова Степана Джусуп пересказал по-казахски. Гул толпы ослаб. Со стороны завода показались дрожки, запряженные парой коней. Впереди дрожек — всадник. Пока подкатили дрожки, толпа уже разбрелась по землянкам. Впереди рысил, оказывается, Орынбек. Примчавшись, носился он на коне по крышам землянок, орал, ругал всех подряд. Соскакивал с коня, врывался в землянки, то в одну, то в другую, но кого искал, так и не нашел.

Пристав Заливский, полный, рыжий, сердито оглядывался, ища, на ком бы излить желчь. Большие, как у козла, глаза его выкатились из орбит.

— Кто затеял драку? — зычно спросил он, подступая к русским.

— Мы не знаем. — Степан отрицательно покачал головой. — Мы просто гуляем, празднуем.

Пристав вынул платок, брезгливо прикрыл нос.

— Что за вонь? Что у них, носы не чуют, что ли?

— Чуют, да выхода нет, куда денешься…

— Как это нет выхода? Просто лентяи и дикари.

— После работы мало свободного времени, господин пристав. А если есть время, то силенок уже не хватает.

— Значит, кто-то другой должен выстроить жилье?

— Завод обеспечил жильем вас, меня, а казахов не обеспечивает. Они на самой тяжелой работе, медь плавят, А живут — видите как. Зарабатывают гроши, крохи…

— Понял ваши речи, понял! — Пристав поводил перед лицом Степана толстым указательным пальцем. И, не слушая больше, велел заворачивать дрожки.

Подскакал Орынбек, озираясь, как легавая собака, потерявшая след, и торопливо доложил:

— Господин пристав! Зачинщики не нашлись. При таком деле казахи дружны. Попрятали всех и в один голос твердят: «Не знаем».

— Знаешь бузотеров по именам?

— Знаю. Волосы у женщины вырвал Байжанов Омарбек. Головы пятерым разбили Садакбаев Тулеу, Джаугашаров Абен. Все трое воры. Сбежали из аулов и работают здесь.

— Воры?!

— Настоящие разбойники…

Степан не вытерпел:

— Если вор, зачем ему работать? А если рабочий, зачем ему воровать? — И громко рассмеялся.

Пристав сделал вид, что не слышал его, и сел в дрожки. Орынбек опять занял свое место впереди. Дрожки покатили, поднимая пыль по ухабистой улице.

Джусуп сбежал сразу, лишь издали заметил пристава, и за всем происходящим наблюдал из окна дома Малике. Только теперь он вышел и, подойдя к Степану, спросил:

— Что он сказал?

— А что он скажет! Не поймал «смутьянов», разозлился и уехал своей дорогой.

— А ты что ему говорил? На тебя он рукой махал.

— Я сказал о тяжелом положении рабочих, а ему не понравилось.

— Зря сказал. Тихим будешь — сытым будешь.

— Они смирно ведут себя, тихо, — кивнул Степан на землянки. — А сыты? Вы сами тоже не горлохват, тихоня: сыты ли? Орынбек Беков вместе с приставом нападают на рабочих, могут арестовать их, а вы прячетесь, стараетесь спасти свою шкуру. Что делать темным, если вы, грамотные казахи, так поступаете?

— А что мы можем сделать?

— При желании многое можете. Рабочих сейчас нужно настраивать против начальства…

— Тогда я лишусь последнего куска хлеба. Слышал, как было в Петербурге в пятом году?

— Слышал. Но, если бояться, можно все потерять.

— Нет, Степан! Маукимов Джусуп — человек мирный. И тебе советую: будь осторожен! — предупредил Джусуп и зашагал домой.

Лошадь и арбу старик Хакей успел забрать до скандала. Шли пешком. Перебивая разговор Джусупа с женой, Сарыбала спрашивал то об одном, то о другом:

— Что было в Петербурге в пятом году?

— Рабочие собрались, пришли к царю рассказать о своей нужде, а царь стал стрелять в них.

— А говорят, царь милосердный.

— Наверно, его подговорили.

— У царя ведь ум сорока человек, почему он обманулся?

Джусупу не хотелось называть царя ни умным, ни дураком, и он промолчал. Но мальчик не отставал:

— И этот пристав расстрелял бы, да? Если бы задержал рабочих, расстрелял? На плечах у него что, золото?

— Нет, называется простой галун.

— А у царя?

— Наверно, золотой.

— Сколько золотых дворцов у царя?

— Не знаю. Говорят, много.

— Где он их взял, сам строил?

Джусуп не ответил. Положил руку на голову мальчика и сказал:

— Все хочешь знать, а я знаю мало. А если что знаю, то помалкиваю.

— Почему?

— Есть слова, за которые власть может отрезать уши. Даже знаменитых адвокатов Акбаева, Дуйсембаева чуть не сослали за одно лишь слово. А обо мне и речи не может быть. Запрячут в тюрьму в два счета. Учись держать язык за зубами, малыш. Больше говорить — больше согрешить, запомни!