Избранное. Романы - страница 56
Умер, и известный конокрад Мекеш. В народе о нем ничего не говорили, и редко кто пожелал ему доброй загробной жизни.
— Хамена сослали на край света…
— Сакена Сейфуллина отправили в Сибирь в кандалах.
— Нурмаку Байсалыкову присудили двадцать пять плетей…
— В степи появился большой отряд белых. Забирают в аулах скот, продукты и все, что необходимо для войны. Арестовывают и расстреливают всех, кто за красных.
— А где красные?..
— Что думает алаш-орда?..
Вот о чем говорили в аулах в то лето.
Приехал в аул из города Аубакир. Его тотчас окружили любители послушать новости, поесть мяса и попить кумыса. Аубакир — человек деловой, болтать не любит, слушает и говорит на ходу. Сразу, как только прибыл, отправил одних батраков сено косить, а другим велел таврить свои табуны. После большой Кояндинской ярмарки скота у него прибавилось намного. Возможно, Аубакир знает общее число голов, но никому не говорит. Он приказал ставить большое тавро «А. С.» на левой передней ноге каждой лошади и маленькое тавро «А. С.» на одном рогу коровы или быка. В стороне от аула развели костер и погнали к костру скотину со всех сторон. Полудиких животных, несмотря на рев и мычание, силой тащили к огню и выжигали тавро. Коровы оказались хуже норовистых лошадей, бешено мычат, бодаются, готовы разорвать человека рогами. Всюду оживление, люди веселятся не меньше, чем на свадьбе бедной девушки. Шум-гам. Одни таврят коней, другие — быков. Скотину с тавром Аубакира воры не трогают, поэтому каждый бедняк норовит выжечь его тавро и на своей лошаденке. Однако Аубакир разрешает не всем, только избранным. Изредка слышатся радостные возгласы: «Мне разрешил!» Джигитам нравится обуздывать неприрученных животных, показывать свою лихость, силу и ловкость. Делают они это без всякой платы, даром, не обращая внимания на сильную жару. Таврение для казаха — праздник, любят они возиться со скотом.
Ротозей Шукеш, забавляясь, не заметил, как рядом с ним оказался разгневанный бык. Бурая громадина поддела Шукеша рогами и отбросила в сторону. Разъяренное животное раздавило бы его, но Шукеш сообразил — вытянулся на земле и замер. Человека, лежащего без движения, не бодает ни бык, ни сердитый баран. На помощь Шукешу бросились со всех сторон выручать из беды, а Аубакир чуть не упал со смеху. С Шукешем они ровесники, могут вволю смеяться друг над другом.
— Оттого, что пустякового человека назовешь Магометом, станет ли он пророком? — весело сказал Аубакир.
Настоящее имя Шукеша — Шаймухаммед, но так никто его не называл, кроме покойного отца. Как бы сильно ни насаждались в степи арабские имена, обычаи, арабский язык, казахи все переделывали на свой лад. Мало кто верил в шаманство, не все придерживались ислама. Об этом можно судить по облику, по одежде джигитов, занятых сейчас таврением. У одного вместо малахая шляпа и рубашка-косоворотка, другой напялил ботинки вместо сапог, третий не закладывает насыбай, а курит папиросу. Рядом с горделивым чернобородым Исой-хаджи по одну сторону сидит пышноусый джигит и мучается над велосипедом, а по другую — одинокий мулла. Раньше мулла учил Корану и шариату, а сейчас остался без учеников — дети ушли учиться по-русски. Немало таких новостей, властно входящих в степную жизнь, в обычаи. Эти нововведения давно устарели и на востоке, и на западе, у русских, но здесь только появились. Казах иногда похож на младенца — без разбора тянется, хватается за все, что увидит.
Веселые, хитрые, проказливые люди окружили сейчас Аубакира. Помогали, между делом подобострастно старались поднять мырзе настроение, рассказывали или показывали что-нибудь смешное. Прихрамывая, подошел сюда и старый акын Доскей, с маленькой черной бородкой, с домброй на шее.
Раньше он пел:
А сегодня Доскей, здороваясь, сначала протянул руки не старшему по возрасту Махамбетше, а младшему Аубакиру.
Несколько лет назад еще только начинающий богатеть Аубакир привел в аул знаменитого бая Азына пристава и описал все хозяйство бая. Тогда Доскей пел: