Избранное - страница 12

Если бы Юсуф присмотрелся внимательнее к тому, что творится вокруг, он заметил бы, что после этого случая многие приятели переменились к нему. Васфи теперь неохотно ходил с ним гулять. Холодно разговаривал с ним и Кязым, когда Юсуф заходил в лавку. Все боялись Шакира и его дружков. Но Юсуф не придавал случившемуся никакого значения и ничего не замечал.

Лето прошло спокойно. И только зимой произошли события, которые наконец навели Юсу фа на мысли, что кто-то неотступно преследует его. Сам Юсуф и тут ничего не заметил бы, но Али, который, несмотря на угрозы и подкупы, не оставил его, открыл Юсуфу глаза и растолковал вещи, о которых тот и понятия не имел.

Самым важным из этих событий была история с поденщицей, работавшей на оливковой плантации.

В один из холодных зимних дней Юсуф, как обычно, придя на плантацию, увидел среди работающих незнакомую женщину с девочкой лет двенадцати. Подозвав десятника, Безбородого Ибрахима, Юсуф спросил, кто это.

— Поденщицы, хозяин, — объяснил Ибрахим. — Работали у Шакира-бея. Сказывают, побили их там. Теперь к тебе просятся. Говорят, будут работать за харчи, только бы не трогали!

Юсуф подозвал женщину.

— Ты почему, тетушка, бросила прежнюю работу и пришла сюда?

— Побили меня, хозяин.

— Ни за что ни про что людей не бьют.

— А вот побили…

Юсуф недоуменно пожал плечами.

— Допустим, но я-то чем могу тебе помочь? Мне работников больше не нужно.

— Смилуйся, хозяин, рабой твоей буду, не прогоняй. Мы с доченькой одни на свете.

Юсуф взглянул на девочку, которая стояла рядом с матерью, и, неизвестно отчего, ему вдруг стало не по себе. Он долго не мог отвести от нее глаз. У этой тоненькой, худой, но не по годам рослой девочки было зеленовато-бледное, страшное лицо, какое бывает у людей, истощенных голодом и тяжелой болезнью. Ее огромные черные глаза смотрели из-под черных насупленных бровей, и это был взгляд много пережившего на своем веку человека. О нелегкой жизни говорили и горькие складки вокруг тонких бесцветных губ. Ее угрюмое лицо, глаза, полные ненависти, тяготили и мучили Юсуфа, словно обвиняли его в каком-то преступлении. Не отрывая взгляда от девочки, Юсуф спросил:

— Вы здешние?

— Нет, мы из Чине.

— Из Чине? Из-под Айдына?

— Оттуда.

— Что же вас сюда занесло?

И женщина рассказала, что, выйдя замуж за жандарма, она вместе с ним приехала сюда, потом он оставил их и сбежал с какой-то шлюхой, а теперь бросил и ее, живет где-то около Маньяса, занимается контрабандой табака, им совершенно не помогает.

Когда Юсуф узнал, что они из Чине, ему показалось, что он встретил родственников или побывал на родине.

— Ладно, работайте. Что-нибудь придумаем! Женщина работала много, а девочка то сидела где-нибудь под деревом, то вертелась около матери, то глядела на мужчин, которые сбивали с ветвей маслины, и за все это время ни с кем словом не перемолвилась. Вечером, когда, взяв свои узелки, они собрались уходить, Юсуф подбодрил их:

— Не горюйте, все образуется!

Женщина, припав к его рукам, принялась на все лады благословлять и благодарить его, а девочка стояла молча и смотрела на него равнодушными, холодными глазами.

На следующий день мать пришла одна, сказав, что девочка заболела.

— Есть у вас кто-нибудь дома? — забеспокоился Юсуф. — Кто смотрит за больной?

— Никого нет. Лежит одна, бедняжка!

Юсуф резко повернулся и пошел прочь, но до самого вечера у него из головы не выходила больная девочка. Он представлял себе ее лежащей на жесткой подстилке на земляном полу, неподвижно устремив взгляд своих черных глаз в потолок.

Вечером, еще до конца работы, Юсуф подозвал женщину и они вместе отправились в город. Моросил дождь, в колеях на дороге стояла вода. Миновав Нижний рынок, они подошли к Байрамйери. Юеуф зашел в лавку Али, попросил отвесить немного масла и риса и велел женщине взять покупки. И они молча зашагали дальше по улице. Она жила в квартале в Деирменоню по дороге в Ибрахимдже-кёй. Миновав огороженный забором большой сад, они остановились перед хибаркой из необожженного кирпича, прилепившейся к самому склону холма. Над крышей хибарки свисали ветки дикого инжира, росшего на крутом скалистом склоне.