Избранное - страница 13
Однажды Чойнхор, нарезав коры на целую крышу, развалился в траве и снова вернулся мыслями к Балджид. Вдалеке настойчиво куковала кукушка, стучал по дереву дятел. «Балджид очень красивая девушка, — думал Чойнхор. — Интересно, какая в ней еще кровь течет — русская, китайская, японская? На отца своего она мало похожа. Ей бы во дворце жить, а не в простой избе. Эх, обзавестись бы собственным домом и жениться на Балджид. Как она хороша! Идет — словно плывет по воздуху. Кто научил ее так лукаво поглядывать на мужчин, так морщить носик в сдержанной улыбке? Вероятно, мать, Хандуумай. Эта не продешевит. Хандуумай, а Хандуумай, кому ты собираешься продать свою дочь? Или уже запродала за восемь быков этому бэйсе? А гулба врет, что получил скот в аренду, он расплатился за него денежками, собранными с айлов. По справедливости животных следовало бы поделить между всеми хозяйствами. Но гулба все к рукам прибрал. Ну и пусть берет — ведь это он привел нас в эти края. А пока тебе, Чойнхор, приходится строить летник для гулбы и трудиться до седьмого пота. Да еще заискивать перед хозяйкой, перед Хандуумай, вилять хвостом, словно собачонка какая. Послушай, Чойнхор, пока не поздно, забудь Балджид!»
Мысли Чойнхора прервал молодой звонкий голос, разнесшийся, казалось, на весь лес:
— Чойнхор, Чойнхо-ор! Где вы?
И тотчас громко откликнулась притихшая было кукушка: ку-ку, ку-ку!
— Эге-гей! Я здесь! — крикнул Чойнхор, вскакивая на ноги.
Легко и ловко пробираясь между ободранными деревьями, девушка грациозно, как серна, подбежала к Чойнхору.
— Сколько коры вы напластали! Теперь отец будет вас до небес превозносить.
На ней было русское платье, мягкие кожаные сапожки облегали стройные ноги. Чойнхор залюбовался оживленным лицом, темными бровями, беспечной улыбкой Балджид.
— Сколько коры… — начала она снова.
— Ну о чем тут говорить, — прервал ее Чойнхор, не выказывая удовольствия от этих похвал и вытирая потное лицо.
— Говорят, Чойнхор-аха, сегодня кончаем крыть дом для тетушки Сэрэмджид. А когда вам избу будем ставить?
— Не тороплюсь я, но уж строить так строить, чтобы в мой дом не стыдно было любую невесту привести.
— Любую?
— Нет, Балджид, нет, но чтобы той, которая войдет в мой дом, он пришелся по вкусу.
— Кто же эта счастливица?
— Дочка гулбы.
— Что такое? — Девушка даже побледнела. В последнее время она заметно похудела — от перемены ли воды, от тайных ли дум, только глаза ее на осунувшемся лице стали еще больше и еще явственнее обозначился весь ее необычный для бурятки облик. Эту перемену в ней Чойнхор приметил давно и терялся в догадках. Вот и теперь дерзкий вопрос вертелся у него на кончике языка, но он сдержался — смутная надежда заполучить Балджид в жены заставила его взять себя в руки. Как ни в чем не бывало Чойнхор спросил:
— Правда, что гулба собирается в монастырь богдо-гэгэна, а потом в Тибет на богомолье? Что же ты молчишь? Не слыхала разве?
— А как же, знаю, — со вздохом ответила Балджид. — Отец и нас с матерью берет.
— Тогда я напрошусь в сопровождающие — охота свет посмотреть.
Чойнхор бросил на девушку взгляд, от которого ей стало не по себе.
— Я пойду, пожалуй, тут неподалеку меня девушки дожидаются.
— Балджид, любимая… — Он прижал ее к себе, но она вырвалась и убежала.
К середине лета, когда месяц заметно пошел на убыль, все переселенцы, прибывшие на Онон с гулбой Дунгаром, имели крышу над головой. Но людям, которые обзавелись жильем, теперь понадобились лошади для разъездов, молочный скот, одежда: ведь перед отъездом они большую часть имущества обратили в деньги.
Лето быстротечно, не успеешь глазом моргнуть, как наступит зима, а зимой даже в деревянных домах с полом от мороза не спрячешься. Надо было утеплять летние строения мхом или покупать монгольские юрты. Средств на все это у переселенцев не хватало. Но они не унывали. Прослышав, что в этих краях в хорошей цене телеги, ящики, сундуки и прочие изделия из дерева, они принялись столярничать. Тетушка Сэрэмджид вынуждена была отдать свою дочку Сэмджид и двух старших сыновей в батраки. Девушка стала дояркой, парнишки — чабанами. Сэмджид научилась также готовить молочные продукты, нужные для богослужения, и продавала их ламам.