Избранное. В 2 томах - страница 33

Проспав полсуток, дочка нотариуса почувствовала себя бодрее. Но Паули она боялась по-прежнему.

— Религия запрещает делать то, что сделала я. А он как-никак пастор! — сказала Астра.

Ей хотелось отложить свой разговор с Паули хотя бы до вечера…

— Да, да. Пожалуйста. Входите.

Девушки остановились в дверях. Матильда бросила на подругу ободряющий взгляд и, незаметно подтолкнув упирающуюся Астру, ввела ее в кабинет пастора.

— Ей надо кое-что рассказать тебе.

Ласково улыбнувшись Паули, чтобы настроить его более снисходительно, Матильда ушла в столовую. Она будет на коленях просить пастора помочь Астре.

Астре пришлось усесться в единственное кресло за длинным письменным столом. Ее косы, уложенные тяжелым узлом на затылке, сверкали, как расплавленное золото. Паули прислонился спиной к книжным полкам.

— Ну, а теперь скажите, что вас удручает?

— У меня… будет… ребенок, — пробормотала Астра, вцепившись в ручки кресла.

Наклонив голову набок, Паули часто заморгал и в раздумье наморщил лоб.

— Простите, детка, но я вас не совсем понял… У кого будет ребенок?

— И отец убьет меня, если узнает, — продолжала Астра.

— Что? — Паули уперся ладонями в полки.

— Я беременна. Неужели вы не понимаете?

— Как же так? Вы родите ребенка? От кого?

— От него, господин пастор.

— Это невозможно. Вы еще сами ребенок. И ничего не смыслите в подобных вещах. Я уверен, что вы все придумали. От начала до конца.

— Но, господин пастор, я ведь знаю, — сказала Астра, улыбнувшись с некоторым чувством превосходства. — Это нельзя не знать. Конечно, долго так продолжаться не может. Я потолстею, и отец все сразу заметит. Он меня убьет. Но только раньше я утоплюсь.

— Неужели вы действительно в положении?

— Ну да.

Пастор забегал вдоль книжных полок, по временам останавливаясь и бросая вопросительные взгляды на Астру. Паули еще надеялся, что весь разговор ему пригрезился.

Крепко держась за подлокотники, дочка нотариуса украдкой слизнула языком слезы.

Паули выпрямился и строго сказал:

— Вы с ним должны немедленно обвенчаться.

— Да, но он боится отца. Тот хочет женить его на богачке. На вдове с кривой пастью.

— У людей не пасть, а рот, детка!

— Хорошо, пусть будет рот! Все равно она ему не пара.

— Кто-нибудь обязательно должен поговорить с твоим отцом и с его тоже.

Астра положила локти на письменный стол.

— Да, господин пастор, — сказала она, просияв, — это было бы хорошо… А теперь я должна рассказать вам, почему все это приключилось. Дело было так: он уже давно ходил за мной как тень, да и я была сама не своя. Не то я бы его прогнала, уж вы мне поверьте. И вот как-то раз в лесу… в тот день стояла страшная жара, настоящее пекло…

— Довольно! Хватит! — Паули отвел глаза и уставился на корешки книг.

— Но ведь вы должны знать эту историю, а то вы не сумеете объяснить ее папе, и он ничего не поймет. Самое главное, чтобы он понял… Поэтому скажите ему, что я уже много месяцев сохла по этому парню. — Астра посмотрела на пастора снизу вверх. — Я его люблю. И в тот вечер я хотела только, чтобы он меня поцеловал. Честное слово. А после… Но вы же сами знаете, что бывает после…

Смущенный вид Паули отнюдь не свидетельствовал о том, что он знаком с подобными положениями.

— Все остальное вы доскажете моей матушке. Я сейчас же пришлю ее, — поспешно прокричал молодой человек. И, не прибавив ни слова, пробежал мимо Матильды, ожидавшей его в гостиной.

Вторая беседа Астры продолжалась куда дольше. Когда девушка вернулась наконец в комнату к Матильде, она без сил упала на стул.

— Боже мой, что было! Старуха разбранила меня на все корки. Мне от нее здорово влетело. Но она согласна поехать к нам в деревню и поговорить с отцом.

На следующее утро, незадолго до отъезда, — Матильда уже уложила свой коричневый парусиновый саквояж, — мать пастора, которая после истории с дочкой нотариуса стала крайне недоверчивой, как бы мимоходом сказала:

— Самое лучшее, по-моему, если вы проведете эти последние полчаса в саду. В такую рань там просто благодать.

На мокром росистом лужку, за домом, было так тихо, словно весь мир еще спал крепким утренним сном. Толстобрюхая лошадь с прогнутой спиной, привязанная к дереву длинной веревкой, щипала траву, то и дело поглядывая на жеребенка. Жеребенок несколько раз подпрыгнул на своих негнущихся ножках, а потом вдруг, словно его осенила какая-то неожиданная мысль, припустился через весь луг. Добежав до изгороди, он встал как вкопанный, взбрыкнул всеми четырьмя ножками, круто повернул и опять помчался между яблонями и вишнями.