Избранное. В 2 томах - страница 45

— Не хватает еще, чтобы вы начали философствовать, — чуть не плача, сказал Лев. Он встал и снял свой пиджачок. Бог пьяниц помог ему снова плюхнуться на скамейку. Собрав все силы, он выпил еще рюмку.

— Лев, вы человек с характером, — Уэстон начал снимать с себя фрак, — я не покину вас в беде. Раз вы разоблачились, я тоже хочу раздеться. А теперь посмотрим, кто сильнее: мы или они.

Но Лев уже заснул. Край стола не давал ему свалиться со скамейки.

Когда собутыльники, держась за руки, спускались по кривой улочке, уже рассветало: Уэстон надел кургузый пиджачок художника, а Лев — фрак Уэстона.

…Под утро Зилаф пришел домой, Матильда лежала на широкой супружеской кровати, заложив руки на затылке. Она не спала.

Зилаф подсел к жене.

— Сердишься? Ты же знаешь, я не переношу спиртного. Впрочем, что я такое сделал?.. Может, ты недовольна из-за той дамы?.. Ревнуешь? Между нами ничего не было. Я даже не поцеловал ее! Даю слово. Даже не проводил домой!

Муж черноволосой женщины, всю ночь просидевший с другой дамой в маленькой полутемной комнатке, где подавали шампанское, к утру, как было условлено, появился за общим столом в отличнейшем расположении духа. Супруги в добром согласии отбыли домой.

Лицо Зилафа пошло красными пятнами.

— Для меня не существует ни одной женщины, кроме тебя. Ты же знаешь. — Он уставился на Матильду. — Почему ты не в голубой рубашке?

Матильда надела одну из своих закрытых доверху белых ночных рубашек, какие носила до замужества. В ней она была как в панцире.

Когда Зилаф вернулся из ванной, Матильда лежала на кушетке в гостиной, дверь была заперта на ключ.

На следующий день после обеда Зилаф отсчитал жене деньги на хозяйство за август, а потом прибавил еще десять с половиной франков.

— За три новые тарелки!.. Ну как, довольна?

— Бери, бери! — вмешалась в разговор мать Зилафа, приветливо улыбаясь. Она почувствовала раньше самого Зилафа опасность, угрожавшую сыну. С этого момента мать обращалась с Матильдой как со служащей, которой трудно подыскать замену: служащая уже заявила об уходе, и надо пойти ей навстречу, чтобы избегнуть неприятностей.

Зилаф предложил Матильде совершить прогулку на машине, но та отказалась. Он сделал небольшую операцию двенадцатилетней девочке с распухшим локтем и похвалил жену, которая ему ассистировала. У Матильды, мол, твердая рука. В присутствии Матильды он сказал матери девочки, чтобы она не беспокоилась насчет платы, а девочку погладил по головке.

Но как бы ни вел себя Зилаф, Матильда чувствовала, что он ее возненавидел. Его ненависть то и дело прорывалась, иногда ее можно было прочесть во взгляде. Однажды, когда Матильда резко вырвалась из объятий мужа, он чуть было не ударил ее. Только выражение ужаса в глазах Матильды заставило Зилафа опустить руку.

В долгие ночи, лежа без сна на кушетке в гостиной, Матильда перебирала в памяти все, что случилось с ней за последние годы с того дня, как она впервые встретилась с Зилафом в пасторском доме. Она понимала, что надежды на примирение нет. Шли месяцы, но ничего не менялось. Какое-то странное упорство удерживало Матильду от того, чтобы покинуть Зилафа. Но и подчиниться его воле она не могла.

Как-то в начале нового полугодия Зилаф решил передать адвокату два неоплаченных счета, он хотел взыскать деньги с пациентов судебным порядком. Матильде пришлось сознаться, что она вообще не отослала эти счета беднякам-больным, а тайком разорвала их.

Она мучительно покраснела.

— Прости, пожалуйста. Я не решалась сказать тебе об этом.

Зилаф захлопнул папку.

— Да, все безнадежно. Ты такая же, как твой отец, тебя ждет его участь, если ты в конце концов не образумишься.

Мгновенно Матильда увидела себя семилетней девочкой у дверей комнаты, где отец лежал в гробу. Она так и не решилась войти туда.

— Сперва он поручился за приятеля, а потом, когда разразилась катастрофа, струсил.

Матильда увидела катафалк и черных лошадей, скрывшихся за холмами. Она все время соскакивала с пролетки и рвала колокольчики на обочине дороги. Она хотела положить их на могилу отца.

— Последние несколько тысяч франков он ухитрился пропить, а потом вышел из игры.