Избранное. В 2 томах - страница 66

стр.

— Да смилостивится надо мной судьба.

Матильда хочет быть достойной своего счастья, она хочет стать храброй.

Большая карта, прибитая когда-то над кроватью Розы, висела теперь в кабинете учителя. Учитель расположился за письменным столом, он исправлял работы своих учеников. Париж, Лондон и Шанхай — города, которые Роза хотела посетить, став графиней, — до сих пор еще отчеркнуты красным карандашом.

— Вы хорошо выглядите, папа!

— Да, меня смерть не берет. Жену мою Бог взял. Она не смогла этого пережить… Но какой ты молодец, что вспомнила о своем старом отце.

На письменном столе стояла фотография Розы в рамке из ракушек. Заметив, что взгляд Матильды устремлен на фотографию, учитель протянул ее своей гостье.

— Да, такая она была. Хорошо еще, что ее сфотографировали. Это ее единственная карточка.

«Не надо плакать», — сказала себе Матильда и с нежной улыбкой прижалась щекой к фотографии.

— Как ты живешь, Матильда? Хорошо?

Матильда не должна показывать ему, как она счастлива.

Глубоко вздохнув, молодая женщина кивнула. Не знает ли он случайно, сколько времени идет письмо с острова Явы в их деревню и из их деревни на остров Яву?

— Приблизительно знаю. Между метрополией и колонией существует регулярная авиасвязь.

— Ах, вот как!.. А пассажиры тоже могут летать?

— Да, эта линия не только почтовая! Самолеты берут с собой пассажиров.

— Неужели!

— Ты что, собралась ехать на Яву?

— Конечно нет! Просто так!.. Сколько же времени, по-вашему, идут оттуда письма?

— Дней пять, наверное. Самое большое дней шесть.

— Правда?

— Но если послать письмо морем… Тогда — это очень долгая история.

Окрыленная словами учителя «самое большее дней шесть», Матильда побежала к Астре, жившей по соседству со школой, и вдруг увидела работника. Он точил ножи от соломорезки на круглом точильном камне, который вращал старший мальчуган.

Пока работник здоровался с Матильдой, храбрый покоритель орлов и лисиц снова привел в движение точильный камень и приложил к нему свой перочинный ножичек.

Не выпуская руку работника из своей руки, Матильда сказала:

— Давай пройдемся немного по саду.

В саду было тихо и безлюдно. Матильда и работник остановились на широкой дорожке, делившей сад на две части.

— То, что я тебе сейчас скажу, не знает еще ни одна живая душа. Даже мама и та не знает.

— Будь спокойна, Матильда, я буду нем. — Работник все еще держал в руках широкий блестящий нож соломорезки.

«Нельзя допустить, чтобы и там, в горах, он питал напрасные надежды». Этого она не может допустить. Но колени Матильды дрожали.

— Я не хочу, чтобы ты узнал это от чужих. Ты станешь тогда обо мне плохо думать.

— О тебе, Матильда? Почему? Этого никогда не будет.

— Лучше я скажу тебе все сама, и притом сразу… Я опять выхожу замуж.

Сперва работник бросил взгляд на широкий нож, случайно оказавшийся у него в руках, и только после этого перевел глаза на Матильду. Она опустила голову.

— Значит, ты опять выходишь замуж?

— Так уж получилось, — ответила Матильда и подняла глаза.

Нож выпал из рук работника, но он снова поднял его.

— По крайней мере теперь я все знаю.

Лицо у него стало серым. Матильде хотелось сказать ему на прощанье несколько дружеских слов. Но она побоялась его обидеть и промолчала. Они одновременно двинулись в обратный путь, обошли вокруг дома, пересекли двор и вернулись к точильному камню, — дорога показалась им очень длинной, ведь они не проронили ни звука.

— Раз так, прощай, Матильда. Теперь я все знаю.

Матильда хотела встретиться с ним взглядом, но он отвел глаза.

— Прощай, не поминай лихом.

Так они расстались. Матильда вошла в дом.

Работник пошел в свою каморку и сел на стул. Обеими руками он начал тереть себе лоб и щеки, как это делают люди, когда у них немеет лицо; не отрываясь и не шевелясь, он смотрел в одну точку. Потом бросил взгляд на охотничье ружье Мартина. Правда, он мог выбрать и другой путь, но тот путь тонул в серой мгле. Он вел на чужбину. В родных краях он остаться не может, не может снова пасти скот в горах. Он должен уйти. Так или иначе.

С чувством смертельной усталости, какое испытывает человек, потерявший всякую надежду, он опять вспомнил об охотничьем ружье, а потом подумал о жизни на чужбине, жизни во мгле, и жестокая спазма сдавила ему горло.