Избранное в 2 томах. Том 2 - страница 9

Золотая осень… Первые меты ее в листве берез и лип, в разнотравье, в котором с каждым днем все приметнее на зеленом желтые, белые, темные подсыхающие стебли.

Раньше, когда под конец лета оставалось уже совсем мало дней до начала ученья в школе или, прошлой осенью, в институте, Саша любила, как бы прощаясь с родными местами, пройтись бережком неторопливого, еле слышного ручейка, что течет вдоль Рогозцев, и через липовую рощу, делящую село пополам, любила спуститься в прохладу заросшего лозой оврага, отыскать там знакомый родничок, испить его пронзительно холодной, чистой, как лесной воздух, воды.

Родные места, дубравы, перелески, необъятные поля… Но сейчас Саша не прощается с ними. В ранний утренний час спешит по тройке вдоль опушки березняка на самое дальнее поле. Там ей нужно сегодня работать на току. Почти все мужчины взяты в армию, и колхозные труды легли на плечи женщин и девушек, на плечи мальчишек и девчонок — подростков.

В мягком свете осеннего утра серебрятся, колыхаясь в воздухе, поперек дорожки паутинки — первые вестницы «бабьего лета». Этой порой хлеб, бывало, уже лежал в скирдах. А сейчас вон еще сколько на корню…

Саша давно пытается убедить себя, что ей осталось одно — продолжать работать в колхозе. Но не дают покоя мысли: ее подруги где-то вблизи фронта роют окопы, ребята с их курса воюют, а она — хлеб убирает… Хочется сделать для победы над фашистами что-то большее… «Ведь я способна сделать больше. Но что?..»

Далекий гул отвлекает ее от этой мысли. Он все слышнее… Где-то летит самолет. Свой? Или немец? Не разглядеть пока… Небо чистое-чистое, как обычно в такое время. Только одинокое белое, словно нарисованное мелом, облачко стоит над дальним лесом. А может быть, из-за этого облачка и покажется враг, летящий над полями, еще не тронутыми войной? Но разве — не тронутыми? Скольких отсюда взяла война? И сколькие из них не вернутся… Как тревожится мама о братьях. А письма приходят так редко…

Гул самолета затих. Пролетел, так и не разглядела чей. Может быть, и в самом деле — немецкий? Неудивительно. Фронт с каждым днем ближе. По радио не говорят, где он. Изо дня в день в сводках Совинформбюро повторяется одно: «Наши войска вели упорные бои с противником на всем фронте». Но возле каких городов? Ходит слух, что немцы уже подступили к самому Курску. А от него до Рогозцев не больше сотни километров. «Неужели немцы смогут прийти сюда, к нам? — эта мысль не дает покоя Саше. — Нет, их остановят. Обязательно! Должны остановить». Невозможно представить, что фашисты здесь, на этих полях, что они сминают своими машинами этот несжатый хлеб. Нет, немыслимо представить, как фашисты врываются в Рогозцы, вваливаются в дом, стаскивают с постели беспомощного отца, а мама… — Саша даже зажмурилась: «Нет, нет, такое невозможно!»

Где ей было знать, что через несколько месяцев многое из того, что казалось ей только страшным сном, станет явью, что уже к той поре, когда совсем оголятся деревья, пожухнет, посереет под затяжными дождями трава и над убранными полями будут плыть серые тучи, беда подступит уже к ее дому — фронт станет совсем близким к Рогозцам.

Нашими оставлен Курск… Оставлены Щигры. Немцы в Черемисиново. От него до Рогозцев меньше полсотни километров. В Черемисиново — родные, семья тети. Что сталось с ними, когда пришли немцы? В Рогозцах полно беженцев. Через село то и дело идут воинские части. Временами слышится протяжный гул. Это не гроза. Гроз поздней осенью не бывает. Это бьют пушки.

«Немцы в нашем районе!» Со стиснутым от боли сердцем смотрела Саша, как в один из ненастных дней под проливным дождем мимо их дома шло стадо коров, перегоняемых куда-то в тыл, а вслед за стадом тянулись подводы, заваленные мешками и узлами, заполненные нахохлившимися ребятишками, а рядом с телегами, тяжело переступая по осенней грязи, брели женщины и старики — эвакуировались уже ближние села. А через день-два после этого Рогозцы стали районным центром: в них перебрались все учреждения из городка Тима, который оказался на линии фронта. В Рогозцах уже и без того было тесно: в селе обосновались штабы и тылы, почти каждый дом заселили военные. Жили они и в доме Кулешовых. Но после оставления Тима пришлось еще потесниться. В просторном доме Кулешовых разместился районный комитет партии.