Избранное - страница 47

Какая злоба в ее словах! Как ловко она все перекраивает на свой лад! Она так ненавидит меня, что готова растерзать на куски! Каждое ее слово — острый нож, дюжина слов способна отправить в могилу самого крепкого человека! А тут еще ее сестрица и матушка! Все трое в любой миг могут кинуться на меня, обрушить потоки слов, а глядишь, еще и пустят в ход кулаки. Особенно хороша Цзинчжэнь — вдовица из семьи Цзян и Чжоу. Больше всего я боюсь именно ее, ведь она способна угробить человека. Что же мне теперь делать? Что делать? Кажется, проблема неразрешимая. Можно сойти с ума!

И тут Ни Учэна осенило: он вспомнил об оружии, которым пользовались мужчины в его родных местах Мэнгуаньтунь и Таоцунь, когда нужно было отвадить кого-то из местных женщин. Оружие страшное, словно кистень наемного убийцы. Ни Учэн заревел от восторга: скину перед ними штаны! И он не долго думая стянул штаны. Средство оказалось магическим — три женщины тотчас в ужасе разбежались во все стороны. Теперь-то их никакой силой обратно не затащишь! О радость отмщения, правда, радость несколько похабная! Ни Учэн заржал. Да, будет странно, если Китай не погибнет!

Всю ночь он слышал хор проклятий, которые на него обрушили три женщины. Ругали на разные голоса, в разной тональности, поносили, пока не забрезжил рассвет. Они сами не спали, не давали спать детям. Само собой, не спит и Ни Учэн… Когда он учился за границей, он часто вспоминал, как ругаются женщины в его родных местах. Представить эту ругань иностранцу просто невозможно. Ругаются они с необычайным воодушевлением, свирепо, со злостью. В их проклятиях и энергия, и смекалка, и изворотливость ума, и сладостное чувство удовлетворения. По всей видимости, китайская женщина, годами терпящая разного рода беды и лишения, угнетенная и обездоленная из поколения в поколение, вряд ли смогла бы существовать, выходить замуж, рожать детей, «тянуть нить предков», если бы не умела вот так заковыристо и лихо ругаться, тем самым облегчая свое душевное состояние. Ах, какая прекрасная тема для докторской диссертации: «Психология ругани»!

Такова и его собственная семья, в которой процветают грязь, невежество, дикость, жестокость, накопленные тысячелетиями. А он? Он молодой утонченный аристократ, случайно очутившийся в этом грязном мире. Он полон сил, горячей любви к жизни, он тянется к культуре, алчет любви, ищет счастья. Почему он не родился где-то в Париже или в каком-то другом приличном месте, скажем в Вене, Берлине, Нью-Йорке, Женеве, Венеции, Лондоне, Москве? Почему он появился на свет именно в этой деревеньке Мэнгуаньтунь — на солончаковой почве, где под ногами «овечьи катышки»? Почему для того, чтобы получить образование, он должен был ехать в уездный город, потом в Пекин, в Европу? Зачем он изучал английский, немецкий, японский языки? Не лучше ли ему было остаться местным богатеем, как его дядя или двоюродный братец? Курить опиум, держать при себе наложницу, резаться в карты, разводить птиц и харкать на пол. Может быть, он был бы более счастлив, чем сейчас. Почему ему суждено жить в такое время и в таком месте? Он не участвует в антияпонском движении и даже боится его и одновременно боится переметнуться к японцам. Впрочем, он не слишком этого и хочет… Он не желает жить со своей женой и не находит в себе сил с ней развестись. Он не может покинуть Китай, и в то же время ему трудно мириться со многими дурными привычками своих земляков. Почему он не может или не желает быть настоящим, стопроцентным китайцем?

А тут еще эта история с печатью! О, какая буря ожидает его впереди! Но ведь он сделал это не нарочно, он вовсе не собирался устраивать жене пакость. По натуре он не какой-нибудь коварный интриган! Если бы он мог хитрить и быть ловким дипломатом, то он прежде всего постарался бы наладить свою собственную жизнь. Он бы жил гораздо лучше, во всех отношениях… А в тот день все получилось совершенно неожиданно. Будучи в расстроенных чувствах, он машинально сунул руку в карман и нащупал овальную печатку из слоновой кости. Так же машинально он ее вынул. Какая досада! Он просто хотел немного пошутить и рассеяться.