Избранное - страница 49
…Охваченный думами, он оказался перед знакомыми банями. Прислужник, которого он давно знал, помог ему раздеться. До Ни Учэна только сейчас дошло, что он нынче утром уже приходил сюда. Дело в том, что накануне он побывал в одном не слишком пристойном заведении, поэтому утром пораньше пришел в баню отмываться.
— Решил вот еще раз помыться, а заодно немного отдохнуть у вас… — не вполне уверенным голосом разъяснил он пространщику.
— Господин Ни оказывает нам большую честь! Глядишь, так и разбогатеем! — Пространщик громко захохотал. — Вам сигареты или лунцзинский чай? А может, принести пачку танхулу — засахаренных фруктов на палочке? О, прекрасно, прекрасно! Вы…
Ни Учэн очень любил баню с ее сатанинской, почти неестественной жарой, хотя хорошо знал, что его соплеменники ее недолюбливают, а точнее, вообще не признают никакой гигиены. Правда, об этом он узнал, когда ему было уже лет двадцать, а может быть, и позже, когда он уже учился в университете и приобщился к западной культуре, то есть уже после того, как он побывал в Европе и познакомился с иностранцами. Ему было хорошо известно, что обитатели деревни моются от силы два-три раза за жизнь, а то и вовсе ни одного. Тот, кто моется раз в месяц, может считаться передовиком в области гигиены. Несколько позже он обнаружил, что его сородичи относятся к своему телу и вообще к человеческому организму с чувством нескрываемого презрения. Отсюда, по-видимому, в языке появились такие выражения, как «плотское и жалкое чрево», «смердящая кожаная сума»[61], или такое: «Все его тело — сплошное смердящее мясо». «Преступления из-за страстей человеческих растекаются подобно потоку; грядущая кара пресечет пагубные страсти и укрепит закон Неба». Трудно представить себе более глупое отношение к своему собственному телу. Интересно, как возникло такое презрительное, даже враждебное отношение к человеческому организму, это своеобразное пренебрежение к плоти? Очевидно, в значительной мере оно происходит от отсутствия средств и условий для мытья и привычки мыться. Вот отчего появляется это чувство стыдливости перед собственным телом. Поэтому он, Ни Учэн, должен непременно мыться — по меньшей мере раз в неделю, пусть всего лишь даже один, а если ему позволят обстоятельства, он будет мыться ежедневно… Он сбрасывает с себя все одежды, раздевается догола, потому что он любит свое тело, свое несчастное, испытавшее столько невзгод, но все еще полное жизни, вожделенное тело. Он долго отмывается в горячей воде, несколько раз намыливается, потом смывает мыло, трет себя мочалкой, обдается водой. От энергичных действий кожа на локтях и коленях, за ушами, даже под мышками становится пунцовой. Смывая мыло, он начинает тереть себя вновь, думая, что вымылся недостаточно чисто. Словно ему предстоит получить от кого-то свидетельство своей чистоты и непорочности. Вот только сейчас он чувствует, что почти сравнялся с господином Ши Фуганом, потому что его тело уже достигло определенной степени цивилизованности. Только теперь могут осуществиться все его неудержимые устремления и надежды, такие отличные от общепринятых и общепризнанных политических мнений. В них отразится и его возмущенный дух. Однако все это осуществится лишь в том случае, если он будет все время мыться и скрести свое тело.
Баня была для него пристанищем, где он скрывался от превратностей жизни, которые поджидали его ежеминутно повсюду: в университете, дома, на улице, в танцевальном зале, в местах «общественных встреч» — и возвышенных, и низменных. То и дело возникали досадные ситуации и всяческие конфликты, которые спутывали его по рукам и ногам, постоянно терзали и мучили. Ему порой казалось, что спастись от них невозможно.
Эта старая, знаменитая баня, в любое время дня распахивающая перед ним свои двери; там радостно встречали его улыбающиеся лица банщиков. Там он всегда находил самый горячий прием. Такого уважения и заботы он в других местах никогда не ощущал, не видел таких улыбок, как здесь. Здесь никто его ни о чем не спрашивал, никто не докучал, все оказывали ему знаки внимания. Поэтому он не скупился на чаевые, разумеется если ему позволяли средства.