Избранные произведения в одном томе - страница 38

Маргарет поджала губы, но слушала гостя внимательно, не отвлекаясь.

− Я рассказываю вам об этом, чтобы показать, какую почти неограниченную власть имели промышленники в начале столетия. У людей от власти кружилась голова. Если человек добился успехов в торговле, это еще не значило, что во всем остальном он так же будет разумен. Наоборот, золото часто лишало своего владельца остатков порядочности и скромности. Пиршества, которые устраивали эти первые текстильные магнаты, вошли в легенду. Они были расточительны и по-настоящему жестоки. Вы знаете пословицу, мистер Хейл, «Дай бедняку лошадь, и он поскачет прямиком к дьяволу». Некоторые из этих первых промышленников вели себя как настоящие тираны, они буквально втаптывали своих рабочих в грязь. Но постепенно ситуация изменилась − стало больше фабрик, больше хозяев и больше рабочих, которые им требовались. Влияние рабочих на хозяев стало ощутимей, теперь они ведут борьбу практически на равных. И нам не нужны третейские судьи, а еще меньше нам нужны советы невежд, даже если эти невежды заседают в Парламенте.

− Неужели борьба между двумя классами неизбежна? − спросил мистер Хейл. − Я знаю, вы используете это выражение, потому что, по вашему мнению, это единственное, что дает правильное представление о настоящем положении вещей.

− Это правда. И я уверен, что неизбежна борьба между разумом и невежеством, между предусмотрительностью и недальновидностью. Это одно из великих преимуществ нашей системы − рабочий может достичь власти и положения хозяина собственными усилиями. Любой усердный и рассудительный работник имеет шанс достичь большего. Он не обязательно станет владельцем фабрики, но может стать мастером, кассиром, счетоводом, клерком, кем-то, имеющим полномочия и власть.

− И вы считаете врагами всех, кто не принадлежит к вашей системе? − спросила Маргарет четким и холодным тоном.

− Я полагаю, они враги самим себе, − быстро ответил мистер Торнтон, немало задетый надменным осуждением, прозвучавшим в ее голосе.

Но через мгновение он почувствовал, что не должен был отвечать грубостью на грубость. Пусть она его презирает, раз ей так хочется, но это его долг перед самим собой − попытаться объяснить, что он имел в виду. Но что делать, если она истолкует его слова превратно? Нужно быть предельно откровенным, правдивым, тогда, возможно, он сумеет пробиться к ней. Нужно рассказать о своей жизни, чтобы она поняла, что между его словами и поступками нет противоречий. Но не слишком ли это личная тема, чтобы говорить о ней с почти незнакомыми людьми? Возможно, и все же это самый простой и честный способ, подтвердить свои слова. Поэтому, отбросив в сторону робость, которая заставила его покраснеть, он сказал:

− Я имею право так говорить. Шестнадцать лет назад мой отец умер при весьма печальных обстоятельствах. Меня забрали из школы, и мне пришлось повзрослеть за несколько дней. К счастью, у меня была такая мать, какой судьба одарила немногих. Женщина, не боявшаяся принимать решения и добиваться их исполнения во что бы то ни стало. Мы переехали в маленький провинциальный город, где жизнь была дешевле, чем в Милтоне, и где я получил должность в лавке торговца тканями (превосходное место, между прочим, именно там я приобрел исчерпывающие знания о товарах и основах торговли). Мы получали пятнадцать шиллингов в неделю − пятнадцать шиллингов на трех человек. Но моя мать настояла на том, чтобы мы каждую неделю откладывали три шиллинга. Это стало началом моей карьеры и научило меня самопожертвованию. Теперь я в состоянии предоставить моей матери все удобства, которых требует ее возраст, хоть она частенько возражает против этого. Я благодарю ее молча при каждом случае за все, чему она меня научила. Я обязан успехом не удаче, не образованию, не таланту − только строгим правилам, которые привила мне мать. Она научила меня не потакать собственным слабостям и не думать слишком много о собственных удовольствиях. Я верю, что это страдание, которое, как говорит мисс Хейл, отпечатывается на лицах людей в Милтоне, есть не что иное, как естественное наказание за легкомыслие, за неумение отказать себе в удовольствиях ради собственного будущего. Я не считаю, что люди, потворствующие своим желаниям, чувственные, достойны моей ненависти, я просто смотрю на них с презрением из-за слабости их характера.