Избранные произведения в одном томе - страница 19

…На одном из столиков в гримуборной Андрея Ивановича разложена целая аптечка, над которой хлопочет переполошенная Элла Эрнестовна. Сам Андрей Иванович полулежит на диване, руки теребят диванную обшивку, на лбу — бисеринки пота.

— Да нормально, Элла, — успокаивает он жену, хотя самого колотит крупная дрожь. — Под лопаткой уже отпустило… Много нитроглицерина тоже нельзя, может быть коллапс… Ты знаешь, это было как гипноз… Вот он смотрит на меня, и я чувствую, как язык у меня деревенеет… У него такой взгляд… нехороший взгляд… как у тех…

— Это страх, Андрюша, — Элла Эрнестовна промокает платком влажный лоб мужа. — Это на всю жизнь. Ты уж смирись с этим, побереги сердце…

— Он зачитал нам какую-то ерунду… Цитаты из западных газет… В общем, я плохо помню… А потом предложил голосовать… И рука у меня поднялась сама собой… И все подняли руки. Хотя нет, один был против. Коля Малинин. Монтировщик.

— Не будь ребенком! — увещевает мужа Элла Эрнестовна. — Ты думаешь, от вас что-то зависело?.. Да они исключили бы Георгия Петровича и без вас!.. Ваше голосование — пустая формальность!..

— Да пойми, Элла, — стонет Андрей Иваныч, — им было важно сделать это нашими руками!.. Чтобы показать нам, какие мы ничтожества!.. И они этого добились. Да, собственно говоря, и не добивались. Просто цыкнули — и мы тут же упали на карачки!.. Господи, какой стыд!..

— Прекрати, Андрей! — Элла Эрнестовна переходит на шепот. — Ты же знаешь эту машину. Она раздавит всякого, кто будет ей сопротивляться. Ты однажды уже попробовал. Пусть пробуют другие!..

По радиотрансляции — настойчивые звонки.

Татьяна в своей гримуборной поспешно натягивает на себя какую-то хламиду. Оглядывает себя в зеркале. Поправляет волосы. Пудрит нос.

«Ку-ку!» — Татьяна резко поворачивается и видит высовывающуюся из-за вешалки физиономию Гордынского.

— Ты с ума сошел! — ахает Татьяна. — Тебя ж могут увидеть!.. А ну выматывайся немедленно!..

— Сейчас время пик, — объясняет Игорь. — Все на прогоне. — И тут же меняет тон: — Тань, только один вопрос: когда мы увидимся?

— Никогда, Игорь, — Татьяна снова поворачивается к зеркалу. — И не задавай больше никаких вопросов.

— Вот это да! — лицо у Игоря вытягивается. — Так-таки и никогда? Напугал тебя наш мавр!..

— Я не хочу доставлять Леве неприятные минуты. И так весь театр шушукается.

— А обо мне ты подумала? — вскрикивает Игорь. — Или мои переживания тут не в счет?..

— Ты — другое дело, — парирует Татьяна. — Ты — свободный человек. И потом — я люблю мужа.

— Что ты говоришь! — ехидничает Игорь. — Оказывается, ты любишь мужа!.. Не поздновато ли прозрела?

— А ты и в самом деле пошляк! — Татьяна брезгливо разглядывает Игоря в зеркале. — Правильно про тебя говорят: пошлый дурак с оловянными глазами…

— Это кто же так говорит? — последние слова задели Игоря за живое. — Уж не Левушка ли? В таком случае можешь передать ему, что он благородный умник с натуральными рогами!..

Вот этого говорить не следовало, тут Игорю явно изменило чувство меры. Он не успевает даже осмыслить сказанное, а в руках у Татьяны уже матово поблескивают щипцы для завивки волос.

— Пошел вон! — приказывает Татьяна. — Немедленно пошел вон, или я за себя не отвечаю!

Вслед за тем щипцы действительно летят в сторону Гордынского, но он уворачивается.

— Правильно, — бормочет Игорь, потихоньку перемещаясь к двери, — один с топором, другая — со щипцами… Вполне в духе вашей семьи!.. Интересно, чем будут швыряться ваши дети…

В дверь, которая за ним поспешно захлопывается, летит флакон дезодоранта.

— Продали, подлюки! — стоя под горячим душем, Сима так яростно намыливает голову, как будто именно она главная виновница случившегося. — С потрохами продали! Ну ничего, вернется шеф — вы еще попляшете!..

— Ребята не виноваты, Серафима Михайловна! — робко вступается Аллочка. — Они сами испереживались… Но что они могли сделать?

— Может, еще можно что-то исправить? — Ниночка косится на Гвоздилову. — Написать самому Черненко? Как вы считаете, Елена Константиновна?

— Я считаю, что, когда актрисы разговаривают о политике — это уже смешно, — снисходительно отвечает Гвоздилова. — Но вдвойне смешно, когда они делают это в голом виде…