Избранные стихи - страница 4
Во рву, где закончена стычка,
Где ходят по мертвым телам,
Из трупов стоит перемычка
И делит тот ров пополам.
И пули, на воздухе резком,
Как пчелы, звеня без числа,
С глухим ударяются треском
В промерзшие за ночь тела…
Не встав при ночной перекличке,
Врагам после смерти грозя,
Лежат в ледяной перемычке
Мои боевые друзья.
В обнимку лежат они. Вместе.
Стучит по телам пулемет…
Я тоже прошу этой чести,
Когда подойдет мой черед.
Чтоб, ночью по рву пробираясь,
Ты мог изготовиться в бой.
Чтоб ты уцелел, укрываясь
За мертвой моею спиной.
1942
КОЛПИНО
Я знаю Колпино в июле,
И в сентябре, и в декабре.
Среди домов блуждают пули,
И мины рвутся во дворе.
В цехах Ижорского завода
Стоит ночная тишина.
В конторке командира взвода
Сидит усатый старшина.
Пред ними плитка броневая
На стол положена ребром.
Под ней записка строевая
На кальке писана пером.
Они трудились тут и жили,
Не разлучались никогда
И на войну не уходили…
Сама война пришла сюда.
Я помню тусклый блеск лафета
И ровный строй броневиков,
Во мгле холодного рассвета
В бой уходящих из цехов.
И дом, что чудом не повален,
И тот неторопливый шаг
Работницы, среди развалин
Ведущей девочку в очаг.
1942
УРОК
Обычный класс. Доска, и шкаф, и стол.
И, как всегда, стоит за партой парта.
И, свежевымытый, сосною пахнет пол.
И на доске потрепанная карта.
Как зачарованный сегодня класс притих.
Ведет наставница в извозчичьем тулупе
Воспитанников колпинских своих
Вслед за указкою — по знойной Гваделупе.
Но вот звонок звенит над головой,
И, заложив цветные промокашки,
Выходят школьники, чтоб поиграть в пятнашки
В двух километрах от передовой.
1943
БАЛЛАДА О СТАРОМ СЛЕСАРЕ
Когда, роняя инструмент,
Он тихо на пол опустился,
Все обернулись на момент,
И ни один не удивился.
Изголодавшихся людей
Смерть удивить могла едва ли…
Здесь так безмолвно умирали,
Что все давно привыкли к ней.
И вот он умер — старичок, —
И молча врач над ним нагнулся.
— Не реагирует зрачок, —
Сказал он вслух, — и нету пульса…
Сухое тельце отнесли
Друзья в холодную конторку,
Где окна снегом заросли
И смотрят на реку Ижорку.
Когда же, грянув как гроза,
Снаряд сугробы к небу вскинул,
Старик сперва открыл глаза,
Потом ногой тихонько двинул,
Потом, вздыхая и бранясь,
Привстал на острые коленки,
Поднялся, охнул и, держась
То за перила, то за стенки,
Под своды цеха своего
Вошел — и над станком склонился.
И все взглянули на него,
И ни один не удивился.
1942
БАЛЛАДА О ЧЕРСТВОМ КУСКЕ
По безлюдным проспектам оглушительно звонко
Громыхала — на дьявольской смеси — трехтонка.
Леденистый брезент прикрывал ее кузов —
Драгоценные тонны замечательных грузов.
Молчаливый водитель, примерзший к баранке,
Вез на фронт концентраты, хлеба вез он буханки,
Вез он сало и масло, вез консервы и водку,
И махорку он вез, проклиная погодку.
Рядом с ним лейтенант прятал нос в рукавицу.
Был он худ. Был похож на голодную птицу.
И казалось ему, что водителя нету,
Что забрел грузовик на другую планету.
Вдруг навстречу лучам — синим, трепетным фарам
Дом из мрака шагнул, покорежен пожаром.
А сквозь эти лучи снег летел, как сквозь сито.
Снег летел, как мука, — плавно, медленно, сыто…
— Стоп! — сказал лейтенант. — Погодите, водитель.
Я, — сказал лейтенант, — здешний все-таки житель, —
И шофер осадил перед домом машину,
И пронзительный ветер ворвался в кабину.
И взбежал лейтенант по знакомым ступеням.
И вошел. И сынишка прижался к коленям.
Воробьиные ребрышки… бледные губки…
Старичок семилетний в потрепанной шубке…
— Как живешь, мальчуган? Отвечай без обмана!.. —
И достал лейтенант свой паек из кармана.
Хлеба черствый кусок дал он сыну: — Пожуй-ка, —
И шагнул он туда, где дымила буржуйка.
Там — поверх одеяла распухшие руки, —
Там жену он увидел после долгой разлуки.
Там, боясь разрыдаться, взял за бедные плечи
И в глаза заглянул, что мерцали как свечи.
Но не знал лейтенант семилетнего сына.
Был мальчишка в отца — настоящий мужчина!
И, когда замигал догоревший огарок,
Маме в руку вложил он отцовский подарок.
А когда лейтенант вновь садился в трехтонку,
— Приезжай! — закричал ему мальчик вдогонку.
И опять сквозь лучи снег летел, как сквозь сито.
Снег летел, как мука, — плавно, медленно, сыто…
Грузовик отмахал уже многие версты,