Избранные - страница 10
— Так, — сразу сказал он. — У меня восемь минут. Ну что?
Мы замолчали.
— Зайдем, — кивнул он, — я знаю тут одно вполне приличное место. Без этого, знаешь, снобизма! — добавил он неожиданно зло.
Мы зашли в столовую. Несколько параллельно приколоченных к стене реек превращали ее в кафе. В подобных местах обычно изливаются друг перед другом люди, у которых туго продвигаются дела по службе. И пока мы стояли в очереди, по его вдруг набрякшему лицу я понял, что именно такой разговор мне сейчас и предстоит. Лихорадочно, хватаясь за любую другую тему, я заговорил о кино и при этом чисто случайно перепутал артистку Кэтрин Хэпберн с артисткою Хэпберн Одри.
Неожиданно он вздрогнул, лицо его оцепенело.
— Да ты что? — сказал он шепотом после паузы.
— Ну, прости! — сказал я. — Прости. Я пошутил.
— Такими вещами не шутят! — медленно сказал он.
— Ну, прости! Может быть, когда-нибудь ты сможешь меня простить?
Он так помолчал... Потом сухо:
— Не знаю.
Надо же, какой обидчивый стал!
Мы взяли — по одной шестнадцатой борща, по биточкам и молча, церемонно съели.
Но чопорности его хватило ненадолго, и так же неожиданно он вдруг сломался, мы рванули еще по биточкам, по одной тридцать второй борща, — загудели. И долго еще сидели в этом кафе, исполняя медленные, протяжные, с долгими паузами песни, рассчитанные на людей с загубленной жизнью.
— Чаю бы, что ли, надо попить? — наконец опомнившись, сказал я.
— Ну, сходи, — тоже опомнившись и криво усмехаясь, сказал он, — ты у нас общий любимец, тебе без очереди дадут.
«Что такое, вообще?» — подумал я.
А я-то мечтал сходить с ним в баню, поговорить по душам под душем...
— А-а-а, ладно! — через некоторое время вдруг закричал он. — Ладно! Отведу тебя сейчас в одно место, где действительно меня любят, бескорыстно, где я действительно душой отдыхаю. Без этого, знаешь, снобизма!
Второй раз упомянул этот снобизм! Видно, чем-то здорово он ему насолил.
И в результате, пройдя гулкими дворами, мы оказались в цементном, ящичном, подсобном помещении какого-то магазина. Рядом стояли открытые бочки с капустой — темные снаружи, светлые внутри.
Мы просидели там довольно долго. Входили и выходили какие-то люди. Чувствовалось, что он тут действительно свой, привычный. Только я все не мог понять, кто же тут действительно его любит. Вот подошел продавец в клеенчатом фартуке, но подошел почему-то ко мне. В руке он держал стакан с мутной жидкостью, в которой плавали белесые разбухшие нити. Дал мне отхлебнуть.
— Ну? — хвастливо сказал продавец. — Березовый сок! Только для нашего магазина достал!
Под требовательным его взглядом я сказал, что напиток мне, в общем, понравился, но только я несколько сомневаюсь в его березовости. Продавец посмотрел на меня с сожалением и ушел.
Друг мой сидел, уставясь обиженно в точку.
Окно, выходящее во двор, темнело.
Мне уже начинало все это надоедать.
И когда продавец со стаканом отошел, я только спросил моего друга: то ли самое сейчас было, чего мы так долго тут ждали?
— Знаешь... брось-ка ты! — с неожиданной злобой ответил он.
Знаю его обиду! Считается, что я его по службе обошел. Обошел, объехал, обскакал.
...Соревнования шли, по скалолазанию. Все у нас немножко на этом сдвинуты. Скалы, сосны, палатки... В общем, «усталые, но хорошо отдохнувшие... вернулись они вечером в город». Все именно от этого какого-то просветления ждут. В том числе и начальство. Само было такое. Конечно, оно было бы удивлено, не застав кое-кого на рабочих местах, и в то же время искренне бы огорчилось, не найдя этих же самых лиц в списке участников соревнований. И парадокс этот почему-то никого не смущал.
А друг мой совершенно уже зашился. Потому как, с одной стороны, он начальником лаборатории был и за рабочие часы отвечал, а с другой — был капитаном сборной и отвечал за подготовку команды. Есть от чего сойти с ума!
И так он уже запутался, что вообще никуда не ездил — ни на скалы, ни на работу. Дома сидел.
И тут, как на грех, комиссия самоконтроля нагрянула! А его на рабочем месте нет.
Сразу же, естественно, приказ — его с начальника лаборатории снять, а меня, его заместителя, на это место засадить. Многие, как ни странно, тогда на меня обиделись.